Название: Политология

Жанр: Политология

Рейтинг:

Просмотров: 3913

Глава 14 политическая философия: сущность и основные параметры

В античности и средневековье политическое было непосредственно слито с другими сферами общественной жизни, говоря языком немецкой классической философии, пребывало в состоянии в-себе-бытия и коренилось в контексте господствующей социально-исторической парадигмы. Вычленмвшись из целостного социума, оно породило потребность в разработке особых социально-философских и мировоззренческих оснований, призванных обеспечить собственную легитимизацию и в то же время предложить собственную интерпретацию мира, трансформировать себя, так сказать, из состояния в-себе-бытия в состояние для-себя-бытия. Обнаружилось, что политическое может использовать свое видение мира в качестве орудия собственного производства и воспроизводства, придания себе фундаментальной значимости.

Политическая философия является историческим феноменом и уже только в силу одного этого ее формирование и эволюция представляют собой процесс не только постоянного противоборства и смены различных конфликтующих воззрений, концепций, трактовок мира политического, различных теорий и методологических позиций, но и изменения самого способа познания и осмысления политической сферы.

Мир политического имеет много измерений — социально-экономическое, социокультурное, конфессиональное, историческое, структурное, функциональное, концептуальное и др. В качестве объединяющего их начала выступает мировоззренческое измерение мира политического. Центральный элемент здесь – политическаяфилософия. По мнению Гегеля, абсолютная идея как «единственный предмет и содержание философии» имеет разные формообразования. Причем их философское постижение составляет «задачу отдельных философских наук». Таковыми являются философия истории, философия религии, философия права. Такой же «отдельной философской наукой» является и политическая философия.

Хотя данной проблеме посвящено множество работ, ряд ее важнейших аспектов в должной мере не исследован и требует дальнейшей разработки. Дискуссионными остаются такие важные вопросы, как: когда и в силу каких факторов возникла политическая философия? кого можно считать ее основателями и разработчиками? какие этапы она прошла в своем развитии? и др. Остается еще много неясного относительно сущностных характеристик и основных составных элементов политической философии, хронологии ее возникновения, соотношения с другими социальными и гуманитарными науками, с теорией и идеологией, ее места в мире политического. По сути дела, еще нет более или менее ясного ответа на основополагающий вопрос: «Что есть политическая философия?»

Поэтому естественно, что не совсем ясным остается ответ на вопрос о том, кого именно считать отцами-основателями и современными адептами политической философии. В качестве таковых, например, в фундаментальный труд «История политической философии» включены Фукидид и Платон, Ксенофонт и Аристотель, св. Августин и Аль-Фараби, Фома Аквинский и Н.Макиавелли, М.Лютер и Г.Гроций, Р.Декарт и Дж.Локк, А.Смит и Г.В.Ф.Гегель, К. Маркс и Ф.Ницше, Э.Гуссерль и М.Хайдеггер и др. Нетрудно заметить, что среди них имеются как философы, так и юристы, как политэкономы, так и историки. Зачастую имеет место смешение политической философии и политической теории, нередко эти понятия используются в качестве синонимов. В свою очередь они оба смешиваются с понятием «политическая идеология».

Очевидно, что это сложный и многоаспектный вопрос, имеющий важное значение для правильного понимания как структурных элементов мира политического, так и его понятийно-категориального аппарата. Разумеется, все эти вопросы не могут быть в должной мере раскрыты в одной главе. Поэтому основное внимание здесь концентрируется на наиболее важных, на взгляд автора, сущностных характеристиках политической философии.

Политическая теория

Прежде всего необходимо провести линию разграничения между политической философией и политической теорией или, проще говоря, между теми или иными политическими идеями. Политические феномены, их функционирование невозможно понять в отрыве от политической мысли, поскольку мысль и действие пронизывают друг друга. Политическая мысль может принимать различные формы, но свое реальное воплощение она получает в политической идее и теории. Как отмечал Гегель, все, что нами мыслится, является продуктом мышления. Однако, говорил он, «мысль есть еще нечто формальное; понятие есть уже более определенная мысль; наконец, идея есть мысль в ее целостности и ее в себе и для себя сущем определении».

Как известно, понятие «идея» занимало ключевое место в ряде философских систем античности. В частности, Платон рассматривал эфемерный и изменчивый мир явлений как своего рода эманацию невидимого и неизменного мира идей. Постепенно понятие «идея» потеряло свой первоначальный платоновский смысл, приняв общее значение представления, мысли, постулата. В наше время под политической идеей подразумевается любое политически значимое мнение, утверждение, убеждение, тезис и т.д. Политическая философия же, хотя и включает в себя идеи, не сводится к ним. Главная ее задача состоит в выявлении онтологических оснований политики, ее сущности и предназначения. Политическая идея — это не более как развитие или защита каких-либо твердо утвердившихся убеждений или мобилизующих мифов.

С определенными оговорками можно сказать, что комплекс нескольких идей составляет политическую теорию. По мнению специалистов, само слово «теория» впервые было введено в древнегреческой философии орфиками и означало «страстное и сочувственное созерцание». Первоначально оно понималось как сконцентрированный мысленный взгляд на вещи. В этом значении понятие «теория» покрывало бытие (онтологию), равно как и объяснение причинно-следственных связей в их религиозном или философском выражении, отображающих эмпирическую или логическую мысленную конструкцию. В современном смысле под теорией понимается комплекс представлений, идей и воззрений, имеющих своей целью истолкование и объяснение тех или иных политических явлений и процессов. Это понятие используют и в более строгом смысле, подразумевая под ним развитую форму организации научного знания, призванную дать целостное представление о мире политического.

Итак, теория представляет собой целостную систему знания, различные компоненты которого находятся в логической зависимости друг от друга и выводятся из определенной совокупности понятий, пропозиций, утверждений. Теория как особая форма освоения и истолкования мира всегда связана с определенными философско-мировоззренческими установками. Это нередко служит фактором, затрудняющим проведение сколько-нибудь четкой линии разграничения между политической философией и политической теорией. Как писал Дж.Тернер, теоретизирование можно отнести к числу средств, с помощью которых мыслительная деятельность, известная как «наука», может реализовывать три свои основные цели: 1) классифицировать и организовывать происходящие в мире события таким образом, чтобы их можно было представить в перспективе; 2) объяснять причины происшедших событий и предсказывать, когда, где и как будут происходить события будущие; 3) предлагать интуитивно привлекательное здравое «понимание» того, почему и как должны происходить события.

Поэтому очевидно, что описания или систематизация эмпирических фактов, взятые сами по себе, не составляют теорию. Теория в обязательном порядке предполагает не только описание, но и объяснение. Объяснение в свою очередь включает раскрытие закономерностей и причинно-следственных связей в тех процессах и феноменах, которые данной теорией покрываются. Политическая теория концентрирует внимание на конкретных проявлениях мира политического, таких, например, как структура и функции, институты и субъекты, их поведение, роли и взаимоотношения, формы и типы политических систем.

Как считал Т.Парсонс, теории представляют собой аналитические конструкции, используемые для исследования «внешнего мира так называемой эмпирической реальности». При этом, «по крайней мере некоторые из общих концепций науки не являются фикциями, а адекватно "схватывают" аспекты объективного внешнего мира». Парсонс, как и большинство ученых начиная с М.Вебера, принимает идею, что концептуальные схемы составляют необходимые аспекты восприятия, будь то в науке или повседневной жизни. В качестве четко сформулированных научных конструкций они обеспечивают объективную и систематическую ориентацию на данные, которые помогают в открытии и исследовании фактов. Парсонс подчеркивал, что теории должны быть в конечном счете системами пропозиций о фактах. Сам он ставил своей задачей формулирование «всеобщей теории социальных наук», призванной выполнять три главные функции: кодификацию существующего конкретного знания; проведение исследований; обеспечение рамок интерпретации исследуемых реальностей. Отсюда теории: структурно-функционального анализа, типологизации политических и партийных систем, теории демократии, тоталитаризма и авторитаризма и т.д.

Что касается политической философии, то она рассматривает исследуемые материи в их целостности, стремится постичь лежащий в их основе универсальный принцип, понять саму идею политического вообще, идею государства и власти вообще, абстрагируясь от их конкретных воплощений.

Политическая идеология

Мир политического невозможно представить себе без идеологии. С самого своего возникновения власть и связанные с ней формы правления, а также проводимый ими политический курс нуждались в обосновании, оправдании, легитимизации. Идеология, не важно как она называлась в разные исторические эпохи, и была призвана выполнять эту задачу. Поэтому естественно, что немаловажное место и в политической науке, и политической философии занимает вопрос о соотношении политики и идеологии. О его значимости свидетельствует хотя бы тот факт, что XX столетие называют веком идеологии, поскольку он прошел под знаком не просто бескомпромиссной борьбы, а войны различных идеологических систем.

Оставляя в стороне вопрос о причинах, условиях появления и эволюции этого феномена, отметим лишь то, что возникновение и институционализация идеологии в собственном смысле слова теснейшим образом связаны с процессами автономизации гражданского общества и мира политического, усложнения и плюрализации социального состава общества, разложения универсального средневекового мышления, появления политико-философской мысли и ее диверсификации на различные направления и течения, отделения мировоззрения от государства, частным случаем которого первоначально стало отделение церкви от государства.

Идеология теснейшим образом связана также с формированием и институционализацией идей нации и национального государства. Более того, в течение последних двух-трех столетий идеология и национализм дополняли и стимулировали друг друга. Не случайно они возникли почти одновременно в качестве выразителей интересов поднимавшегося третьего сословия, или буржуазии. Другое дело, что в XX в. оба феномена приобрели универсальный характер и стали использоваться для обозначения широкого спектра явлений. Появившиеся в нашем столетии понятия «буржуазный национализм», «либеральный национализм», «мелкобуржуазный национализм», «национал-шовинизм», «нацизм» к т.д. использовались в качестве идеологических конструкций для оправдания и обоснования политико-партийных и идеологических программ соответствующих социально-политических сил.

Во многом различные идеологические течения явились, по сути дела, результатом приспособления основных направлений политико-философской мысли к непосредственным потребностям практической политики различных конфликтующих сил в обществе. Но в отличие от политической философии, идеология ориентирована на непосредственные политические реалии и действия, на политический процесс и руководствуется соображениями привлечения поддержки со стороны населения тех или иных политических программ. Поэтому, естественно, она носит более ярко выраженный тенденциозный характер. Все идеологии, независимо от их содержания, касаются проблем авторитета, власти, властных отношений. Они основываются на признании определенной модели общества и политической системы, путей и средств практической реализации этой модели.

Именно в идеологии в наиболее обнаженной форме находит свое практическое воплощение, оправдание и обоснование конфликтное начало мира политического. Для консолидации идеологии внешний враг имеет, пожалуй, не менее, если не более, важное значение, чем единство интересов ее носителей. Здесь внешний враг служит мощным катализатором кристаллизации этих интересов. Если врага нет, то его искусственно изобретают. Особенно отчетливо этот принцип проявляется в радикальных идеологиях, которые вообще не могут обходиться без внутренних и внешних врагов. Более того, сама суть этих идеологий выражается с помощью образа или образов врагов. Как отмечал германский исследователь О.Ламберг, эффективность идеологии в данном аспекте наиболее отчетливо проявляется в тех случаях, когда остальной окружающий мир видится как враждебная сила, провоцируя тем самым инстинкты обороны, страха, агрессивности у членов соответствующей группы. Каждая идеологическая конструкция содержит в себе развернутое представление об антиподе или противнике. От образа противника во многом зависит степень интегрированности группы.

Следует отметить, что выделение любого течения из общей системы политико-философской или идейно-политической мысли, равно как и любая типологизация составляющих данную мысль течений, предполагает ту или иную степень абстракции, которая в свою очередь теснейшим образом связана с редукцией, т.е. сведением множества противоречивых элементов к какому-либо одному или нескольким базовым элементам. Характерна она и для политико-философских течений. Но в идеологии редукции принадлежит значительно большая роль, чем в политической философии. Именно с ее помощью достигаются большая компактность идеологии, ее простота и доступность для среднего человека определенной ориентации.

Но степень такой редукции варьируется в зависимости от степени открытости или закрытости конкретной идеологической системы: от минимальной в умеренных и центристских до крайних в радикальных и революционных. Существует своего рода закономерность, в соответствии с которой степень радикальности той или иной идеологической конструкции прямо пропорциональна степени редукции основных ее элементов. Известно, что любая идея, как бы совершенна она ни была, доведенная до абсолюта, превращается в свою противоположность или, иначе говоря, в настоящий абсурд. И естественно, попытки ее практической реализации не могут не обернуться далеко идущими негативными последствиями. Это подтверждается на примере тоталитарных идеологий, которые строились на предельном упрощении и сведении всей сложности, многообразия и полноты реальной жизни к одному единственному «изму» путем отсечения от него и по сути дела ликвидации всех неугодных институтов, организаций, ценностей, политико-философских и идейно-политических течений, религии, классов, сословий и т.д.

Принцип редукции, как правило, обусловливает некоторые специфические особенности идеологии. В методологическом плане она призвана играть в сфере политики ту же роль, что система догматов в сфере религии. И там и здесь вера — в первом случае секулярная, а во втором религиозная — играет центральную роль. «Рим — владыка, если богов чтит: от них начало, в них и конец найдем»,— писал древнеримский поэт Гораций, имея на то более чем достаточно оснований. Падение с пьедесталов или смерть богов часто знаменует собой упадок и смерть старой и восхождение новой цивилизации. Как правило, народы недолго переживают исчезновения своих богов. Глубоко был прав Г.Лебон, когда писал: «Нет ничего более разрушительного, чем прах умерших богов». Банально звучит утверждение, что идеи и люди, их воплощающие, руководят миром. Причем зачастую не имеет значения истинны они или ложны.

И действительно, в истории слишком часто бывало так, что, казалось бы, совершенно нелепые идеи вызывали сильнейшие потрясения, подрывавшие устои казавшихся вечными империй, если люди верили этим идеям. В значительной мере это объясняется тем, что реальной материальной силой, разрушающей устои цивилизации, как правило, выступала масса. А массу можно привлечь не какими-либо сложными рациональными конструкциями, требующими специального аппарата доказательств и обоснований, а простыми, понятными, привлекательными, способными мобилизовать и стимулировать лозунгами, стереотипами, мифами, символами и т.д. Именно среди масс может получить живой отклик, например, призыв какого-нибудь доселе мало кому известного Петра Пустынника устремиться на Восток к гробу Господню или фюрера в лице Гитлера создать тысячелетний рейх, или вождя В. Ленина покончить с вековечной системой эксплуатации человека человеком и создать совершенное бесклассовое общество рабочих и крестьян. Здесь как нельзя к месту мысль Г. Лебона, который говорил: «Гениальные изобретатели ускоряют ход цивилизации. Фанатики и страдающие галлюцинациями творят историю».

С определенными оговорками можно сказать, что в идеологии присутствуют два взаимосвязанных друг с другом компонента, один из которых в доведенной до логического конца и крайней форме предполагает разрушение существующей системы, а второй — позитивную модель предполагаемого общественного или государственного устройства. Речь идет прежде всего о радикальных идеологиях левого и правого толка, наиболее типичными примерами которых могут служить большевизм и национал-социализм. Большинство же идеологических течений колеблется между этими полюсами, предлагая свои проекты или программы в качестве альтернатив политическому курсу других политических сил в рамках существующей системы. Естественно, всегда в выигрышном положении находятся те, кто противопоставляет будущее гипотетическое совершенное общество существующей системе со всеми ее недостатками и проблемами.

Для правильного понимания сущности идеологии необходимо иметь в виду еще один момент. Часто — в данном случае не являются исключением и вполне респектабельные идеологические конструкции — идеология привилегированных или господствующих групп, слоев, классов основывается на их глубоком убеждении в законности и абсолютной легитимности своего привилегированного или же господствующего положения, потому они просто не в состоянии трезвыми глазами смотреть на реальное положение вещей, в том числе и на глубокие изменения, возможно, происшедшие в собственной стране и окружающем мире. Соответственно они готовы отстаивать свои позиции любыми, даже насильственными средствами.

В свою очередь те группы, сословия, классы, которые недовольны существующим положением и выступают за его изменение, склонны впадать в другую крайность. Разумеется, степень такого недовольства может быть различной у разных категорий граждан и диапазон их программ может варьироваться от требований перестройки тех или иных аспектов социально-экономической и политической жизни до радикального слома существующей системы. Сторонники радикальной или революционной идеологии могут быть настолько одержимы сознанием своей правоты и законности предъявляемых ими требований, что вольно или невольно подгоняют многообразие жизненных ситуаций и процессов к собственному видению мира и тем самым также теряют способность трезво оценивать реальное положение. В результате, особенно в тех случаях, когда власть имущие не хотят и не могут идти на какие бы то ни было серьезные уступки, революция, радикальный переворот нередко могут рассматриваться в качестве универсального ключа к решению всех проблем. Все это свидетельствует о правоте К. Манхейма, по мнению которого «в слове "идеология" имплицитно содержится понимание того, что в определенных ситуациях коллективное бессознательное определенных групп скрывает действительное состояние общества как от себя, так и от других и тем самым стабилизирует его».

Все сказанное позволяет сделать вывод, что политика представляет собой арену столкновения различных идеологических систем, идеологических течений и направлений. Однако констатация этого факта сама по себе еще мало что объясняет. Дело в том, что при всей его верности знаменитая формула «политика есть искусство возможного» сохраняет правомерность и в современных условиях. С одной стороны, «искусство возможного» ставит определенные пределы идеологизации политики, с другой стороны, идеология, в свою очередь, определяет возможные пределы, за которые та или иная политическая партия или правительство при проведении своего политического курса может выйти без ущерба основополагающим принципам своего политического кредо.

Поэтому высказываемые у нас часто доводы и рассуждения относительно необходимости отказа от идеологии в пользу деидеологизации как непременного условия строительства демократического государства лишены каких бы то ни было серьезных оснований, поскольку в современном мире политика как арена столкновения различных конфликтующих интересов немыслима без идеологии. Речь в данном случае должна идти, как представляется, не о деидеологизации, а об утверждении плюрализма идейно-политических течений, подходов, методологических принципов, их сосуществования, терпимости друг к другу и открытости в отношении друг друга. А это в свою очередь предполагает, что, хотя научный подход и отвергает идеологию в качестве инструмента или исходной посылки исследования, необходимость изучения самой идеологии как неотъемлемого элемента мира политического не отпадает.

Еще Ф.Ницше предупреждал, что XX в. станет веком борьбы различных сил за мировое господство, осуществляемой именем философских принципов. Предупреждение Ницше оказалось пророческим с той лишь разницей, что все многообразие и сложность мировоззренческого начала были заменены идеологическим измерением, идеологические принципы взяли верх над философскими, в том числе политико-философскими. Это проявилось, в частности, в выдвижении множества проектов, идей, программ, учений, предлагавшихся в качестве руководства к поискам переустройства существующей и создания новой, более совершенной общественно-политической системы. При этом сама политико-философская мысль оказалась политизированной и идеологизированной, подчиненной императивам системного конфликта, которая стала родимым признаком большей части XX в.

Разделительная линия в этом конфликте была проложена еще в начале века в процессе формирования и более или менее четкого разграничения двух магистральных направлений политико-философской мысли: реформистского в лице либерализма, консерватизма и социал-демократизма и революционного в лице ленинизма и фашизма, каждое из которых имело свои национальные, региональные и системные разновидности.

Ряд ведущих стран, таких как США, Великобритания, Франция, Швеция, Дания, Голландия и др., избрали путь постепенных социально-экономических и политических преобразований капитализма. Причем при всех существовавших между ними разногласиях приверженцами реформистского пути преобразования общества выступили все главные социально-политические силы, признававшие основополагающие принципы рыночной экономики и политической демократии. Всех их объединяло осознание необходимости в создавшихся в тот период условиях расширения роли государства во всех сферах жизни общества, особенно в социальной и экономической, для предотвращения и преодоления негативных последствий рыночной экономики. В целом речь идет о тех силах, которые в основу своих социально политических программ положили установки и принципы идейно-политических течений либерализма, консерватизма и социал-демократизма.

Революционно-тоталитарный путь избрали Россия, Италия, Германия и целый ряд других стран Европы и Азии, для которых были характерны слабость, неразвитость или полное отсутствие институтов, ценностей, норм гражданского общества, правового государства, конституционализма, парламентаризма и других атрибутов либеральной демократии. Как по своим целям (радикальная замена существующей общественно-политической системы совершенно новой системой), так и по использованным при этом методам (революционный переворот, насильственное свержение существующей власти) оба главных течения тоталитаризма представляли собой революционные движения, поскольку предлагали радикальное изменение существующей системы путем насильственного переворота. Разница заключалась в том, что осуществленная в России социалистическая революция, во всяком случае в теории носила «прогрессивный» характер, так как руководствовалась идеалами всеобщего равенства, социальной справедливости, интернационального единства всех народов и др. Что касается фашистских переворотов, совершенных в Италии, Германии, Испании и некоторых других странах, то они носили «консервативный» характер, ибо в их основе лежали праворадикальные идеи национализма, расизма, имперской великодержавности, апология насилия.

Что есть политическая философия?

Для раскрытия сущности и содержания понятия политической философии в качестве отправной точки, по-видимому, следует взять основные сущностные характеристики самой философии. Главное предназначение последней, как известно, искание или постижение истины о сущности и смысле самого бытия. Приступая к написанию своего фундаментального трехтомного труда «Лекции по истории философии», Гегель отмечал, что в самом этом понятии есть противоречие. Цель философии — познать истину, т.е. неизменное, вечное, сущее само по себе. История же занимается вещами преходящими, тем, что некогда существовало, а в другое время уже исчезло, стало достоянием минувших времен. Если философия «имеет историю, то так как история есть лишь изображение ряда минувших образов познания, в ней нельзя найти истину, ибо истина не есть минувшее».

Не в меньшей степени соображения Гегеля верны применительно к политической философии. Дело в том, что для мира политического характерна высочайшая степень динамизма. А это означает, что здесь многие феномены, события, процессы настолько эфемерны и быстротечны, что часто исследователь не в состоянии поспеть за ними, тем более установить в этом калейдоскопическом водовороте не то что истину, даже элементарные причинно-следственные связи. В действительности, как справедливо подчеркивал Гегель, в понятии «история философии» противоречия нет, поскольку каждая наука, в том числе и философия, помимо своей внутренней истории имеет внешнюю историю — «историю своего возникновения, распространения, расцвета, упадка, возрождения».

Нет противоречия и в понятии «политическая философия», которая также имеет как внутренний, так и внешний аспекты. Поэтому, говоря, что политическая философия занимает некую точку пересечения между политической наукой и философией, имеют в виду всю сложность и многоаспектность мира политического. Задача политической философии состоит в том, чтобы высветить скрытый принцип всего мира политического в его явленности. Она концентрирует внимание на сущностных аспектах, на самой природе политических феноменов. Внешний аспект — это конкретные проявления, формы и факты, так сказать, феноменальная сторона политического.

В центре внимания политической философии стоят вопросы о сущности государства и власти, их предназначении и целях, отношении к природе человека и др. Она призвана анализировать, например, государство и власть прежде всего как социальные феномены, как институты политической организации общества, имеющей главной своей целью реализацию всеобщего интереса.

Однако любой политический феномен, например власть саму по себе, невозможно сколько-нибудь четко фиксировать в понятиях, взятых изолированно от других феноменов. Чтобы выявить ее сущность, необходимо определить содержание понятия «государство», а его в свою очередь нельзя выяснить, не выявив то, какое именно содержание мы вкладываем в понятие «политическое» и т.д. Власть, взятая в ее конкретной явленности, в чисто практическом воплощении или в сциентистском, эмпирико-фактографическом аспекте, лишается многих своих важных сторон, редуцируется и упрощается. Поэтому при анализе власти применяется множество подходов, каждый из которых имеет свое понимание момента истины, но при этом остается как бы за скобками вопрос о природе власти как человеческого, социального феномена вообще. Политическая наука призвана раскрывать с помощью разных методологических подходов и методов исследования место, роль и функции власти и властных отношений в мире политического, их взаимосвязи с другими сферами человеческой деятельности и т.д.

Что касается политической философии, то она, подчеркиваю, призвана в данном контексте определить природу и предназначение власти. Когда говорят о внутренней стороне, то имеют в виду сущность феномена власти, которая характеризуется в идеальных, абстрактных категориях. «Все дело в том,— писал Гегель в данной связи,— чтобы в видимости временного и преходящего познать субстанцию, которая имманентна, и вечное, которое присутствует в настоящем. Ибо, выступая в своей действительности одновременно и во внешнее существование, разумное, синоним идеи, выступает в бесконечном богатстве форм, явлений и образований».

Прав был Б.Кроче, который не без оснований отмечал, что история содержит философию внутри самой себя в виде предметов ее суждений. Во многом и политика как важнейшая сфера жизнедеятельности человека содержит в себе собственную философию. В этом контексте политическая философия является составной частью политической действительности. Мир политического имеет наличное, объективное бытие и бытие абстрактно-идеальное. Последнее, как сказал бы Э.Гуссерль, есть «латентный разум» мира политического. Оно существует в форме идеи — понятия в себе и для себя. В этом качестве политическое бытие, возможно, составляет в явной или неявной форме интегральную часть любого человеческого общества. Иное дело, что вплоть до Нового времени, когда началось расчленение гражданского общества и мира политического на самостоятельные сферы человеческого социума, оно было как бы неразрывно слито с другими аспектами человеческого существования.

Так или иначе задача политической философии состоит в постижении идей, теорий, принципов, постулатов, мыслей, лежащих в основе мира политического. Они в свою очередь раскрываются в понятиях. «В философии,— писал Т.Гоббс,— определения предшествуют определяемым именам. При обучении философии начинают именно с определений и весь дальнейший процесс приобретения знания сложных вещей осуществляется посредством синтеза, путем сложения понятий». Поэтому важная функция политической философии состоит в разработке понятийно-категориального аппарата и языка политической науки.

Понятия, обозначая те или иные явления, призваны выделять те особенности мира, которые в настоящий момент считаются важными. Например, атомы, протоны, нейтроны в физике. Понятия должны обладать единообразным содержанием и указывать исследователям на одни и те же явления. Понятийный хаос в философии недопустим, поскольку в таком случае понятия не могут служить делу накопления, интерпретации и трансмиссии философско-теоретического знания. При этом следует подчеркнуть, что в политической философии, равно как и в других социальных и гуманитарных науках, существенную роль играет абстракция. Особенно отчетливо она проявляется в понятиях, которые, отражая явления, не связанные с определенным контекстом, конкретными местом и временем, характеризуются различной степенью абстрактности. В философии именно абстрактные понятия играют решающую роль, поскольку, переступая границы конкретных событий и ситуаций, они указывают на общие свойства сходных событий и ситуаций. Но теория не может обойтись без понятий, относящихся к переменным свойствам явлений, отражаемых абстрактными понятиями.

В то же время очевидно, что осмыслить, объяснить и предсказать события можно, только определив отношения между различными понятиями. Идеи, теории, постулаты, принципы, составляющие ткань политической философии, возможны лишь как результат группирования понятий в суждения или утверждения. Сами теоретические суждения могут в той или иной степени отличаться друг от друга по форме. Существует множество аргументов как за, так и против различных форм. Это вполне естественно, если учесть, что для поисков правильных ответов на поставленные вопросы необходимы соответствующие параметры и критерии их оценок. Поэтому в задачу политической философии входит осмысление содержания конкретных политических понятий.

С данной точки зрения немаловажное значение приобретает правильная трактовка основополагающих понятий политической философии, соответствующая национально-культурным и общественно-историческим реальностям. Возьмем, например, понятие «демократия», которое в дословном переводе с древнегреческого языка означает «народовластие» или «власть народа».

В соответствии с таким пониманием важнейшим признаком демократии является признание народа каждой конкретной страны носителем верховной власти. Однако мы знаем, что имеются существенные разночтения в понимании демократии в античном мире и в современную эпоху. Более того, в само понятие «народ» в различные эпохи вкладывался разный смысл. Так, в эпоху античности под это понятие подпадали только свободные граждане, которые не всегда составляли большинство населения того или иного полиса. В Римской империи народом считались только исконно римские граждане. Громадное число людей, проживавших на обширных пространствах империи, не будучи рабами и даже зависимыми, не могли претендовать на этот статус в силу того, что они не принадлежали к Populus ro-тапае (римскому народу).

Если проанализировать базовые признаки античной и современных форм демократии, то между ними обнаруживаются качественные различия. По-разному трактуется понятие демократии и в современном мире. Так, на самом Западе базовые демократические ценности и принципы получили практическое воплощение в разнообразных политических режимах, соответствующих национально-культурным, историческим и иным традициям стран и народов региона. Естественно, что восточные народы с органическими национально-культурными традициями также имеют собственное, во многом отличное от западных народов понимание демократии.

Нельзя не затронуть и такой вопрос. Существует мнение, что демократия может быть тоталитарной или авторитарной. Но это явное недоразумение, основывающееся на подмене понятий. Если рассматривать с точки зрения форм власти, то очевидно, что при всей внешней схожести отдельных атрибутов (например, принцип избрания путем всеобщего голосования, который в тоталитарной системе был формальным и чисто ритуальным процессом и результаты которого заранее были предопределены) тоталитаризм (или авторитаризм) и демократия по подавляющему большинству системообразующих принципов представляли собой прямо противоположные формы организации и реализации власти.

Все сказанное выше верно применительно к большинству понятий политической философии, таким как либерализм, консерватизм, радикализм и др., содержание которых в соответствии с изменившимися социальными и политическими реальностями в процессе исторического развития подвергалось существенным трансформациям.

Теоретические суждения должны быть систематически организованы в соответствии с избранным теоретиком углом зрения и понятийным аппаратом. Задача абстракции состоит в том, чтобы упростить реальность, но при этом не искажая сути этой реальности. Если в большинстве социальных и гуманитарных наук абстракция возможна a posteriori, то в политической философии она допускается a priori. Политический философ не просто описывает факты, олицетворяемые теми или иными событиями политической жизни, а выявляет сущности, в которых достигается единство внутренней и внешней сторон феноменов, проявлениями которых и являются эти факты. Иначе говоря, политическую философию интересует не столько эмпирическая, фактографическая сторона мира политического, сколько значимость и смысл последнего в целом. Если философия, как таковая, призвана постичь природу вещей вообще, то цель политической философии — понимание природы политических вещей.

Говоря словами Гегеля, философия есть постижение наличного и действительного. С этой точки зрения политическая философия концентрирует внимание на сущем, т.е. мире политического таком, каков он есть на самом деле. Она призвана постигать сущность политического, определять, так сказать, в последней инстанции природу политических вещей в самом широком и глубинном понимании этих слов. Объясняя суть своей книги «Философия права», Гегель писал: «Данная работа, поскольку в ней содержится наука о государстве, будет попыткой постичь и изобразить государство как нечто разумное в себе. В качестве философского сочинения она должна быть дальше всего от того, чтобы конструировать государство таким, каким оно должно быть; содержащееся в нем поучение не может быть направлено на то, чтобы поучать государство, каким ему следует быть: его цель лишь показать, как государство, этот нравственный универсум, должно быть познано».

В целом, соглашаясь здесь с Гегелем, следует отметить, что этот тезис, совершенно верный применительно к философским проблемам права, нуждается в определенных оговорках, когда речь идет о политической философии. Особо следует подчеркнуть, что сущность политического отнюдь не исчерпывается конкретно существующими реальностями. Политическая философия имеет своей задачей выяснение природы политических вещей со всеми их атрибутами, такими как добро и зло, реальное и идеальное, сущее и должное, совершенное и несовершенное, справедливое и несправедливое, подлежащее сохранению или изменению, одобрению или осуждению.

Как отмечал Л.Страусс, политическая философия представляет собой попытку заменить мнение о природе политических вещей знанием о ней. Это знание включает в себя различные интерпретации, трактовки, субъективные оценки. Последние в свою очередь по самой своей природе предполагают принятие или непринятие, выбор или отклонение, одобрение или осуждение этих вещей. Поэтому все они не могут быть нейтральны. Их невозможно правильно понять, если они не рассматриваются в терминах добра и зла, справедливости и несправедливости, сущего и должного и т.д.

Показательно, что в античной философии в качестве одной из центральных выступала проблема добродетели, рассматриваемой прежде всего как идеал, т.е. должное. По большому счету сущее, т.е. наличные политические реальности, соизмерялись с идеалом. Более того, Л.Страусс усматривал главную причину кризиса современной политической философии в разрыве с классической политико-философской традицией, главным объектом внимания которой, по его словам, было должное. Здесь неважно, прав Страусе или нет. Суть вопроса состоит в том, что политическая философия не может не касаться вопроса о критериях и качествах, дающих отдельному человеку, группе, классу право управлять другими людьми, партией, государством. Поднимая этот вопрос, политический философ не может не коснуться основополагающих морально-этических норм и правил человеческого общежития, составляющих сердцевину системы легити-мизации большинства существующих форм правления.

Политическая философия, включающая комплекс теорий, концепций, идей, имеет одной из своих целей легитимизацию или делегитимизацию определенного политического порядка. Она призвана выявить истинность или ложность общепризнанных политических норм и ценностей, поэтому всегда ставит под сомнение господствующие концепции политического порядка. При этом политическая философия призвана определить некую магистральную линию политического развития. С этой точки зрения, пожалуй, прав был Э.Берк, который утверждал, что дело теоретика-философа — указать истинные цели государства; дело же политика-практика — найти соответствующие средства для достижения этих целей и успешно пользоваться ими.

Необходимо отметить, что составным компонентом политической мысли и, несомненно, политической философии являются разного рода политические утопии, предлагающие более совершенные, на взгляд их авторов, альтернативные существующим формы государственно-политического устройства. Более того, один из величайших философов всех времен и народов Платон создал модель утопического государства, а его труд «Государство», в котором изложена эта модель, рассматривается как политико-философское произведение.

К тому же политическая философия имеет дело не только с сущим, но и должным, она оперирует также гипотетико-дедуктивными категориями по формуле «что было бы, если бы». Она отдает предпочтение той или иной политической системе, например демократии перед тоталитаризмом, или, наоборот, может предлагать свои модели политического развития в качестве наиболее совершенной альтернативы. Все изложенное говорит о том, что мир политического и политическая философия как неотъемлемая его часть пронизаны морально-этическим началом. Из этого следует, что политическая философия не может не затрагивать аксиологический аспект мира политического. Более того, можно говорить о политической аксиологии как самостоятельном подразделе политической философии.

Смысл жизни коренится не только в рациональных, научных, поддающихся исчислению и строго научному анализу феноменах, но и в иррациональном, традиционном, волевом, эмоциональном, характерологическом и т.д., которые не всегда и не обязательно поддаются такому анализу. Человек не мыслим без мифа, сами табу и табуизация, сыгравшие столь большую роль в восхождении человека из стадного состояния, теснейшим образом связаны с мифическим началом. Можно сказать, что в определенном смысле даже сама история человечества пронизана мифологическим началом, поскольку жизнь не только простых, но и великих людей, а также деятелей, творивших эту историю, в большинстве случаев окутана как бы непроницаемой оболочкой мифического. Я имею в виду не только божественных и полубожественных, легендарных и полулегендарных героев и персонажей вроде Зороастра, Конфуция, Будды, Иисуса Христа, Мухаммеда, но и реальные личности — древнеегипетских фараонов, Дария, Александра Македонского, римских императоров, халифов, средневековых королей и т.д., которые якобы получали свою власть прямо от Бога.

В истории часто случалось так, что роль, которую какой-либо политический или государственный деятель играл на той или иной авансцене, постепенно приобретала самостоятельное и доминирующее значение, полностью отодвигая на задний план или вовсе элиминируя ее первоначального носителя. Совершенно бездарный обладатель королевского или иного титула, восшедший на трон, унаследовав его от своих великих предков, в глазах народа становился помазанником божьим просто в силу того, что он играл предоставленную ему роль. Бывало и так, что роль вообще может обойтись без своего исполнителя.

Таким образом, миф — интегральная, неотделимая часть человеческой истории, и человек не имеет будущего без мифа, без мифологии, без веры. Мобилизующие мифы, символы, иллюзии являлись одним из могущественных факторов истории. Именно им во многом обязаны своим появлением колоссальные пирамиды и сфинксы в Египте и гигантские христианские соборы в Европе. С ним связано создание и уничтожение громадных и могущественных империй. Все они воплощаются в политической мифологии, понимаемой в самом широком смысле слова.

При этом необходимо учесть следующий момент. Зачастую миф отождествляют с чем-то примитивным, первобытным, чуждым мышлению современного цивилизованного человека, и поэтому подлежащим преодолению. Исходя из этого многие авторы всерьез пытались обосновать мысль, что миф либо сам собой, либо усилиями рационалистической науки исчезнет как сколько-нибудь значимый фактор общественной и политической жизни. Разве миф, говорил, например, Э.Кассирер, не обречен на исчезновение «перед лицом подлинной, научной истины, перед лицом понятия природы и предметности, созданным в рамках чистого познания? Миф с его миром мечты и волшебства представляется раз и навсегда канувшим в небытие с первыми лучами научного видения мира».

Однако мифическое продолжает жить и даже процветать в современном мире, несмотря на беспрецедентные успехи научного знания. Иначе и быть не может, поскольку, как справедливо подчеркивал Гете, миф, как и поэзия, отражает то, «на чем держится глубинное единство мира», и поэтому он способен постигать высшую истину. Живучесть мифа объясняется прежде всего тем, что он питается из вневременных глубин истории и традиций. История полна свидетельств того, что любые попытки развенчания одних мифов неизбежно сопровождались возрождением старых или же появлением новых, не менее привлекательных и действенных. Каждая эпоха, отвергая или в модифицированном виде сохраняя старые, непременно создавала и собственные мифы, в том числе и политические. С соответствующими оговорками можно согласиться с Р.Петтацони, который утверждал, что от повторения мифа зависит «сохранение и умножение жизни» и даже «всего мира...который не может существовать без мифа», ибо истина мифа есть «истина жизни».

Классический миф, как правило, не сочинялся каким-либо конкретным автором, он формировался как бы спонтанно, обкатываясь и выкристаллизовываясь в народном сознании многих поколений людей. Современный же миф специально конструируется и внедряется в массы. Но и он невозможен без существования стадного сознания, основанного на слепом повиновении господствующим предрассудкам и не способного критически осмыслить происходящие в обществе события и процессы. Именно живучесть и, более того, расширенное воспроизводство такого массового или корпоративного сознания в современном мире объясняет тот факт, что в условиях господства научного знания люди часто руководствуются примитивными, фантастическими и даже бредовыми идеями. Большей частью миф — это инструмент иллюзорного преодоления, снятия противоречий, образ, дающий философскую значимость фактам повседневной жизни. В этом качестве миф представляет собой одну из реальностей истории. Миф и связанные с ним символ, иррациональный образ способны оказывать решительное влияние на политическое поведение и действия людей, играть роль цементирующего элемента, вокруг которого могут сплотиться огромные массы людей.

Учитывая сказанное, Б.Рассел отводил философии промежуточное место между теологией и наукой. Подобно теологии, говорил он, задача философии состоит «в спекуляциях по поводу предметов, относительно которых точное знание оказывалось до сих пор недостижимым». Но в то же время «подобно науке, она взывает скорее к человеческому разуму, чем к авторитету, будь то авторитет традиции или откровения». Все конкретные знания принадлежат науке, а догмы, выходящие за пределы конкретных знаний,— теологии. «Между теологией и наукой,— продолжал Рассел,— имеется Ничейная Земля, открытая для атак с обеих сторон; эта Ничейная Земля и есть философия. Почти все вопросы, которые больше всего интересуют спекулятивные умы, таковы, что наука на них не может ответить, а самоуверенные ответы теологов более не кажутся столь же убедительными».

Важной составной частью политической философии является методология, представляющая собой определенный способ видения и организации исследования. Концептуальный и идейный арсенал методологии, в совокупности составляющий общий подход к решению стоящих перед политической наукой проблем, базируется на мировоззренческих постулатах, разрабатываемых в политической философии. Методология включает в себя также различные методы и приемы исследования и анализа, а также проверки и оценки их результатов.

В целом можно сказать, что в задачу политической философии входят поиски ответов на следующие и подобные им кардинальные вопросы: в силу каких причин возможна политическая самоорганизация общества? каковы факторы, определяющие политическую самоорганизацию общества? как создаются, сохраняются, изменяются и распадаются различные политические системы? что есть raison d'etre государства? в какой мере политическую реальность можно изобразить в соответствующих понятиях и терминах? насколько содержание этих последних значимо для субъектов политики? что именно лежит в основе права: божественный закон, разум, естественное право, право сильного, насилие и др.? как совместить права и свободы отдельного индивида с его ответственностью перед обществом или с правами коллектива? и т.п. На все эти вопросы адекватные ответы можно найти на путях выявления взаимосвязей и соотношений целого и частного, общего и индивидуального, теории и практики, свободы, справедливости и равенства в мире политического.

Онтология мира политического

Для политической философии мир политического служит источником философской рефлексии о принципах порядка, свободы, равенства, справедливости и др. Она избегает вопросов типа: где, когда, как, кто или категорий: здесь и теперь. Ее интересует прежде всего сократовский вопрос: «что есть...?» В центре внимания политической философии — не конкретная политическая ситуация, не конкретные формы и проявления политической деятельности, а природа мира политического, политической жизни вообще, например: не конкретное государство, не конкретная властная структура, а природа государства и власти вообще, не конкретная война, а природа войны вообще, ее место и роль в жизни человеческих сообществ и др.

Можно сказать, что политическая философия — это дисциплина о принципах политической самоорганизации общества. Одна из важнейших характеристик данных принципов в их философском толковании — способность к универсализации, суть которой состоит в том, что в равных условиях он будет действовать одинаково. Например, для утверждения и эффективного функционирования политической демократии и ее институтов необходим определенный минимум условий, без которых они просто невозможны. Так, нельзя выявить сущность политической системы без выяснения сущности соответствующего общества. Например, правовое государство немыслимо без некоторых базовых характеристик общества, на которых оно и опирается. В качестве основополагающего условия существования как гражданского общества, так и правового государства выступает свободная личность, наделенная врожденными неотъемлемыми правами. Общество может быть названо гражданским лишь с того момента, когда за человеком как личностью признаются неотъемлемые права на жизнь, свободу и реализацию своих способностей, когда эти права становятся основными опорами общественного здания. Все это проявляется в том, что гражданское общество и правовое государство не могут существовать друг без друга.

Гражданское общество и правовое государство в свою очередь предполагают определенный тип экономики. Экономическая и политическая свобода производив от свободы личности. В то же время без экономической свободы, без свободы выбора источников получения средств существования не может быть и свободы политической: первая представляет собой необходимое условие для достижения второй. Существует взаимообусловленная связь между демократией, частной собственностью и свободно-рыночной экономикой.

Понятия и категории «власть», «государство», «политика» и им подобные всегда выступают в конкретных формах и обличиях в зависимости от национально-культурного, общественно-исторического, парадигмально-мировоззренческого и иных контекстов. Их конкретные типы и содержание зависят от исторических, национально-культурных традиций, типа политической культуры и миропонимания данного народа. Их нельзя представлять как вечные, вневременные ценности, как некие неизменные сущности, одинаково верные для всех времен и народов.

С данной точки зрения показателен тот факт, что влияние одних и тех же идей в разных исторических условиях могут проявляться совершенно по-разному. Например, ряд установок, которые традиционно оценивались как факторы, отрицательно влияющие на развитие восточных обществ в направлении модернизации, в современных реальностях приобретают позитивную значимость. Так, в научной литературе 60-х — первой половины 70-х годов господство конфуцианской идеологии рассматривалось в качестве главного препятствия для восточно-азиатских стран на пути их перехода к рыночной экономике и политической демократии. Но такая оценка коренным образом изменилась в 80-х годах, когда целый ряд стран региона осуществили стремительный рывок в своем экономическом и технологическом развитии и за беспрецедентно короткий период как бы перепрыгнули из аграрно-индустриального общества в информационное общество, тем самым создав предпосылки для трансформации авторитарных политических режимов в либерально-демократические.

Касаясь ложного, метафизического толкования идеи античной свободы европейскими мыслителями своего времени, Т.Гоббс утверждал: «ничто никогда не было куплено такой дорогой ценой, как изучение западными странами греческого и латинского языков». Здесь философ имел в виду попытки некритического перенесения идеалов и ценностей одной исторической эпохи, т.е. античности, на другие исторические эпохи, в частности на реалии Нового времени.

Ценности и идеалы, воплощенные в социальных и гуманитарных науках, зависят от основных характеристик общества, которому эти науки принадлежат, поскольку они носят исторический характер. Например, как отмечал Р.Коллингвуд, «"Государство" Платона — изображение не неизменного идеала политической жизни, а всего лишь греческого идеала политики, воспринятого и переработанного Платоном. "Этика" Аристотеля описывает не греческую мораль, а мораль грека, принадлежащего к высшим слоям общества. "Левиафан" Гоббса излагает политические идеи абсолютизма семнадцатого столетия в их английской форме. Этическая теория Канта выражает моральные убеждения немецкого пиетизма; его "Критика чистого разума" анализирует теории и принципы ньютоновской науки в их отношении к философским проблемам его времени».

Но тем не менее политическая философия, будучи дисциплиной, призванной исследовать природу политических вещей, затрагивает целый комплекс основополагающих аспектов, которые в рамках человеческой истории имеют как бы вневременной характер. В этом контексте был прав Л.Страусс, который считал, что политическая философия занимается поисками трансисторических истин о политике. Она определяет границы политического, политической жизни и деятельности как таковых, различные формы их государственного воплощения.

Однако мы знаем, что современные общества характеризуются самыми различными формами плюрализма, обусловленными, в свою очередь, существованием множества слоев, сословий, классов, представителей различных этносов или наций, конфессий, культур, профессий, имеющих свои особые интересы, часто не совпадающие и, более того, конфликтующие друг с другом. Можно сказать, что конфликт — это неотъемлемая сущностная характеристика любого человеческого сообщества.

Коль скоро политика теснейшим образом связана с конфликтом, то одна из главных задач политической философии состоит в выявлении природы и социальных основ конфликтов. Поэтому политическая философия не может игнорировать тип общества, формой политической самоорганизации которого выступает государство или политическая система.

Сам процесс формирования и консолидации человеческих сообществ был связан с их взаимным противопоставлением друг другу. Конфликты имели место если не внутри отдельных первоначальных родов, племен, этносов, то между ними. Противопоставление мы—они, наши—чужие составляло неотъемлемый и определяющий элемент этого процесса. Показательно, что самоназвания многих этносов в переводе на современный язык означают «люди» (или «человек» во множественном числе), противопоставляемые «нелюдям» (или «нечеловекам»), т.е. всем остальным «чужим» племенам и этносам.

Без всякого преувеличения можно сказать, что государственное, властное начало, политика имеют место там, где существуют конфликты. Средством полного развития человеческих сил природа избирает противоборство этих сил в обществе. Противостояние — тоже форма общения и общежития, хотя и «антиобщественная». И действительно, человеку по своей природе присуща склонность делать все по-своему. Естественно, что в этом отношении он встречает противодействие со стороны других индивидов, которые также стремятся делать все по-своему. Другой факт самым непосредственным образом проявляется в борьбе за свою долю власти между различными социальными силами.

Показательно, что факт конфликтного происхождения властных отношений, политики, государства осознали уже мыслители древности. Еще в «Государстве» устами Полемарха Платон говорил о том, что политическая деятельность должна осуществляться в интересах части общества или одной партии («друзей») в борьбе с ее политическими противниками («врагами»). Искусство справедливой политики — «это искусство приносить друзьям пользу, а врагам причинять вред». Выступая с позиций сущего или реального положения вещей, платоновский Фраси-мах ратовал за то, чтобы в отношениях между властвующими и подвластными приоритет никогда и ни при каких условиях не отдавался подвластным. Как считал Фрасимах, не существует людей, которые бы, находясь у власти, могли отдать предпочтение интересам других в ущерб своим собственным. Примечательно, что, считая все существующие системы правления несправедливыми, Сократ не оспаривал фактическую правомерность фрасимаховского конфликтного принципа, выведенного из реального жизненного опыта.

Эта традиция, идущая через Н.Макиавелли и Т.Гоббса, нашла свою дальнейшую разработку у К.Шмитта. Рассматривая политику в категориях «друг—враг», Шмитт полагал, что социальные отношения уплотняются, превращаются в политические при необыкновенной интенсивности общественных противоречий. По сути, Шмитт рассматривал дихотомию «друг—враг» в качестве главного конституирующего признака политических отношений, самого смысла существования политического как самостоятельной сущности. В своих построениях Шмитт ставил во главу угла именно эту дихотомию, которой у него соответствовали противостояния «добро—зло» в морали, «прекрасное—безобразное» в эстетике, «выгодное—невыгодное» в экономике. Причем, согласно Шмитту, политические категории самодостаточны и независимы от моральных, экономических и иных категорий, политический враг необязательно плох с моральной точки зрения или безобразен с эстетической точки зрения. Дело в том, что он другой, чужой.

Эта линия в разработке и трактовке политического в разных вариациях, с различной степенью ударения на универсальность и интенсивность конфликта нашла отражение в большинстве политико-философских систем от левого радикализма до правого консерватизма. Свое наиболее законченное выражение она нашла в тоталитарных политико-философских конструкциях в лице марксизма-ленинизма и национал-социализма. В них идея непримиримой классовой борьбы и теория бескомпромиссной борьбы высших и низших рас и народов были возведены до статуса универсального принципа, лежащего в основе всех без исключения общественно-исторических и социально-политических феноменов и процессов.

Тем самым дихотомия «друг—враг» была перенесена на все сферы и принципы жизни. Политический враг не может быть союзником или другом в экономической, социокультурной, эстетической или иных сферах. Элиминируется само понятие нейтралитета. В либеральной системе мировоззрения нейтралитет в отношении существующей формы правления подразумевает молчаливое соглашение с ним. В марксизме-ленинизме и национал-социализме нейтралитет воспринимается как неприятие господствующей политической системы. Действует принцип — если ты не с нами, то против нас, и ты соответственно причисляешься к лагерю врагов. Если враг не сдается — его уничтожают.

Практически единодушное признание конфликтности как важнейшей сущностной характеристики мира политического служит весомым доказательством ее универсальности. Это вполне естественно, если учесть, что любое человеческое сообщество, особенно высокоорганизованное, сочетает в себе интересы самых разнообразных социальных и политических сил, организаций, групп, институтов и т.д. А это предполагает столкновения, противоречия, конфликты между ними, дополняющиеся противоречиями между частными и государственными интересами.

В данной связи особо следует отметить, что политика подразумевает участие людей во властных отношениях или стремление оказать влияние на распределение власти. Как отмечал М.Вебер, «кто занимается политикой, тот стремится к власти как средству, подчиненному другим целям (идеальными или эгоистическими), либо к власти "ради нее самой", чтобы наслаждаться чувством престижа, которое она дает».

Более того, политика имеет своей целью не только обоснование и защиту позиций той или иной конкретной социально-политической группы, сословия, класса, партии, государства, но и дискредитацию, подрыв позиции противника. «В политическом конфликте, который с самого начала является рационализированной формой борьбы за социальное господство,— подчеркивал К.Манхейм,— удар направляется против социального статуса оппонента, его общественного престижа и уверенности в себе».

Поэтому мир политического можно рассматривать как арену конкурентной борьбы представителей различных социально-политических сил за власть, за монопольное право говорить и действовать от имени этих сил. Поскольку в политике речь прежде всего идет о власти, а власть является одним из главных ресурсов, которым располагает общество, одним из главных источников авторитета и влияния, то конфликт часто приобретает самодовлеющий характер, нередко выливаясь в ожесточенные схватки противоборствующих сторон вплоть до гражданской войны. Констатируя этот аспект, К.Манхейм отмечал, что политика «все более идет к тому, чтобы стать борьбой не на жизнь, а на смерть. Чем ожесточеннее становилась эта борьба, тем более она захватывала те эмоциональные глубинные пласты, которые прежде оказывали неосознанное, хотя весьма интенсивное, воздействие, и насильственно вовлекали их в сферу осознанного».

Однако очевидно, что люди, живущие вместе, могут преследовать разные цели и поступать по-разному, но очевидно также и то, что они не могут жить вместе, если расходятся по всем без исключения вопросам. Как показывает исторический опыт, противоречия и борьба перестали бы выполнять функцию двигателя общественно-исторического прогресса, если бы они оставались безысходным и непримиримым антагонизмом между людьми. Люди объединяются в сообщества в силу общего стремления к совместной жизни. Так, предназначение гражданского общества в том и состоит, чтобы обеспечить достижение какого-то единства, или modus vivendi, между различными социально-политическими, социокультурными или иными силами и интересами. Оно в самом себе имманентно содержит некие нормы, императивы и пределы, способные блокировать разрушительные потенции борьбы различных сил и направить ее в созидательное русло.

Или, становясь на позицию И.Канта, можно сказать, что гражданское общество само, независимо от государства, располагает средствами и санкциями, с помощью которых оно может заставить отдельного индивида соблюдать общепринятые нормы.

Именно институты гражданского общества — семья, школа, церковь, соседские или иные общины, разного рода добровольные организации и союзы — способны играть такую роль. Эта функ