Название: Хрестоматия по культурологии. Том 2. - Сальникова В.П.

Жанр: Культурология

Рейтинг:

Просмотров: 840

В своих педагогических сочинениях он сформулировал задачи воспитания людей с твердыми убеждениями, волевых и мужественных, способных к борьбе за нового человека, у которого личные и общественные интересы неразделимы.

Сочинения

1. Добролюбов Н. А. Собрание сочинений: В 9 т. М.;Л., 1961 – 1964.

2. Добролюбов Н. А. Избранные педагогические сочинения. М., 1986.

3. Добролюбов Н. А. Избранные философские сочинения: В 2 т. М., 1945 – 1946.

4. Добролюбов Н. А. Собрание сочинений: В 3 т. М., 1986.

Литература

1. Путинцев В. А. Жизнь и творчество Н.А. Добролюбова. М., 1957.

2. Наумова М. А. Социологические, философские и эстетические взгляды Н. А. Добролюбова. М., 1960.

3. Соловьев Г. А. Эстетические воззрения Чернышевского и Добролюбова. М., 1974.

4. Кружков В. С. Н. А. Добролюбов. Жизнь, деятельность, мировозрение. М., 1976.

5. Добролюбовские чтения. Горький, 1976- 1977.

Губернские очерки1

<...> Мывообще как-то очень скоро и внезапно вырастаем, пресыщаемся, впадаем в разочарование, не успевши даже хорошенько очароваться. Растем мы скоро, истинно по-богатырски, не по дням, а по часам, но, выросши, не знаем, что делать с своим ростом. Нам внезапно делается тесно и душно, потому что в нас образуются всё широкие натуры, а мир-то наш узок и низок, — развернуться негде, выпрямиться во весь рост невозможно. И сидим мы, съежившись и сгорбившись «под бременем познанья и сомненья», в совершенном бездействии, пока не расшевелит нас что-нибудь уже слишком чрезвычайное.<...>

<...> Наше общество еще очень молодо в отношении к европейской цивилизации, и потому нечего удивляться, что огромное большинство его относится к науке и мысли чисто страдательно. Между этим большинством есть мирные люди, отличающиеся изумительной способностью легко переваривать все противоречия, проистекающие из смешения новых понятий, вносимых жизнью, с старыми привычками, приобретенными в детстве. Есть и талантливые натуры разных сортов, шумно дающие знать о своем бездействии и переваривающие на досуге свое прошедшее, протестуя против настоящего. Они-то обыкновенно и толкуют о высшей своей русской породе, которой достоинства определяют на манер Горехвастова2: «Гениальная, дескать, натура у русского человека: без науки все науки прошел!..» И действительно, — продолжим мы речь Горехвастова, соображая некоторые явления нашей общественной жизни, — «как почнет топором рубить — только щепки летят... Лежит, кажется, целый день на боку, да зато уж как примется...». «В полтора века Европу мы догнали, да и перегнали», — восклицают у нас, вторя Горехвастову, многие талантливые натуры. «Да помилуйте, мы уже восемь веков назад были далеко впереди от Европы, — возражают другие, — мы всегда были не то, что прочие люди; мы давно уже без науки все науки прошли, потому что гениальная натура науки не требует: это уж у нас у всех русское, врожденное».<...>

Русская цивилизация, сочиненная г. Жеребцовым3

<...> Обращаясь теперь к тому, что обыкновенно разумеется у нас под именем патриотизма, мы можем приложить и к нему многое из того, что сказали вообще о впечатлениях детства. В первом своем проявлении патриотизм даже и не имеет другой формы, кроме пристрастия к полям, холмам родным, златым играм первых лет и пр. Но довольно скоро он формируется более определенным образом, заключая в себе все понятия исторические и гражданственные, какие только успевает приобрести ребенок. Патриотизм этот отличается до известной поры полной и безграничной преданностью всему своему — будет ли это хорошее или дурное, все равно. Причина такого безразличия заключается в том, что дитя еще и не понимает хорошенько разницы между дурным и хорошим, потому что мало имеет или не имеет вовсе предметов для сравнения. Не имея понятия о других городах, как может ребенок изъявлять недовольство устройством своего города? Живя непосредственной жизнью, руководствуясь во всем единственно желанием расширить, сколько возможно, пределы собственного эгоизма, связавши его с эгоизмом других, ребенок восхищается всем, что он может, в каком бы то ни было смысле, назвать своим. При дальнейшем развитии, когда взгляд его расширяется с приобретением новых понятий, начинается работа различения хороших и дурных сторон в предмете, прежде казавшемся вполне совершенным. Таким образом, переходя постепенно от одного к другому, человек отрешается от безусловного пристрастия и приобретает верный взгляд на свое родное семейство, на свое село, свой уезд, потом на свою губернию, на другую, третью губернию, на столицу и т. д. В результате выходит, наконец, отрешение от предрассудков местности и увлечение только тем, что уже составляет общие народные или государственные черты. Но человек, нормальным образом развивающийся, не может остановиться и на этой степени выражения патриотизма. Он сознает, что его чувства к родине, при всей своей силе и живости, не имеют еще той разумной ясности, которая дается только изучением дела в связи со всеми однородными явлениями. Таким образом, от идеи своего народа и государства человек, не останавливающийся в своем развитии, возвышается посредством изучения чужих народностей до идеи народа и государства вообще и, наконец, постигает отвлеченную идею человечества, так что в каждом человеке, представляющемся ему, видит прежде всего человека, а не немца, поляка, жида, русского и пр. На этой степени развития в человеке необходимо должно исчезнуть то, что было детского, мечтательного в его патриотизме, что возбуждало только ребяческие фантазии, несообразные с действительностью и здравым смыслом. Все исключительные предилекции, все утопические мечтания о высшем предназначении одной нации к тому-то, другой — к тому-то, все национальные перекоры о взаимных преимуществах исчезают в мысли человека, правильно и вполне развившегося. Для него уже не существуют вопросы вроде: кичливый лях или верный росс? и пр. Германское или славянское племя будет выше в истории последующих веков? и т.п. Подобные выходки он уже считает фразерством и забавляется ими, вроде того как забавляемся мы, например, перекорами Москвы с Петербургом, возобновляемыми время от времени в нашей юной литературе. Но из этого теоретического равнодушия и безразличия к землячеству вовсе не нужно заключать, чтобы высшее развитие человека делало его неспособным к патриотизму. Напротив, оно только и может сделать человека настоящим, действительным патриотом, — и вот каким образом.