Название: Современный английский язык - Арнольд И.В.

Жанр: Педагогика

Рейтинг:

Просмотров: 681


Bare ruin'd choirs, where late the sweet birds sang.

In me thou see'st the twilight of such day

As after sunset fadeth in the west,

Which by and by black night doth take away,

Death's second self, that seals up all in rest.

In me thou see'st the glowing of such fire

That on the ashes of his youth doth lie,

As the deathbed whereon it must expire

Consumed with that which it was nourish'd by.

This thou perceivest, which makes thy love more strong,

To love that well which thou must leave ere long.

 

(W. Shakespeare. Sonnet LXXIII)

 

Шекспир вновь и вновь обращается к мыслям о смерти и облекает их в соответствии с традиционным делением сонета на три катрена и куплет в три последовательные метафоры и обобщающую концовку. Три эквивалентных образа занимают каждый эквивалентную позицию в сонете — целый катрен. В первом катрене увядание человека сопоставляется с осенью. Во втором — с вечером, сумерками. Втретьем — с гаснущим в очаге огнем. Основное сцепление, охватывающее весь сонет, состоит в том, что каждая его часть начинается со слов «во мне ты видишь», за которыми следуют поэтические образы угасания жизни, синтаксически занимающие позиции дополнений. Таким образом, периодическая эквивалентность позиций создается здесь традиционной рамкой композиции сонета. Традицией сонета предписано и сцепление, выражающееся в схеме рифмовки.

Внутри основного сцепления имеют место более частные. Так, в главном предложении «Во мне ты видишь» позицию глагола занимают синонимичные, т.е. эквивалентные в коде, глаголы: behold, see, perceive. Позицию прямого дополнения к этим глаголам занимают именные фразы that time of year, the twilight of such day. Семантическая эквивалентность элементов этих однотипных структур достаточно очевидна.

Концы всех четырех структур тоже представляют эквивалентные позиции, и заняты они эмоционально и тематически эквивалентными образами: голые ветки, как разрушенные церковные хоры; темная ночь, как двойник смерти; пепел, на котором гаснет огонь, подобен смертному одру. Так получается вторичная система образов, надстроенная над первой. Получается, что, думая о смерти, поэт ее не называет, но в то же время образы тщательно мотивируются внутри, цикл завершается, и слово «смерть» оказывается произнесенным. Присутствие мысли о смерти проявляется и в выборе глаголов, так или иначе связанных с разрушением и гибелью: shake against the wind, fade, take away, seal up, glow, expire, consume.

Синтаксическая эквивалентность позиций этих глаголов выражается в том, что все они стоят на месте сказуемых в придаточных предложениях.

С. Левин, предложивший и применивший метод анализа по сцеплениям, который можно было бы рассматривать как развитие давно известного, но не столь общего явления параллелизма, ограничивал позиционную эквивалентность синтаксисом и метром и семантической стороны вопроса не разрабатывал, но и не исключал возможности такого подхода1.

В одной из предыдущих работ автора настоящей книги параллелизм рассматривается как особый случай выдвижения2. Последующие исследования показали неправомерность такого подхода. Параллелизм есть частный случай сцепления, обязательно основанный на синтаксическом сходстве элементов. Сцепление же может касаться любых уровней. Рифма или аллитерация, являясь частным случаем сцепления, синтаксического сходства не предполагают.

Заканчивая раздел о сцеплении, надо заметить, что все типы выдвижения могут в тексте комбинироваться и по-разному сочетаться.

Так, например, рассмотренное выше как конвергенция сопоставление Сары и Рози: Sara was a menace and a tonic, my best enemy; Rozzie was a disease, my worst friend — сочетает конвергенцию и сцепление. Имена Сара и Рози эквивалентны в языке как собственные женские имена. Они эквивалентны в композиции романа — это имена двух самых близких герою женщин. Они эквивалентны позиционно и синтаксически, так как стоят в начале предложений и выражают подлежащее. Was не только эквивалентно, но и тождественно. Menace и disease эквивалентны, но не тождественны, оба слова принадлежат к одному семантическому полю и могут быть ситуативными синонимами. Позиционная их эквивалентность основана на том, что и то и другое слово выступает в функции предикатива. Сравнивая my best enemy : : my worst friend, заметим, что эквивалентность их основана не только на уже рассмотренном выше типе эквивалентности антонимов, но и на стилистической аналогии: в обоих случаях имеют место полуотмеченные структуры, одинаково построенные и характеризующие противоречивость и парадоксальность отношений между художником и этими женщинами. Позиционно они эквивалентны синтаксически как обособленные определения.

В §4, говоря о применимости теории информации к проблемам стилистики, мы упоминали о том, что предсказуемость или непредсказуемость того или иного элемента стилистически релевантны. Тип выдвижения, о котором теперь пойдет речь, основан именно на предсказуемости и нарушении предсказуемости. Этот тип выдвижения получил название обманутого ожидания (термин Р. Якобсона). Суть эффекта обманутого ожидания состоит в следующем: непрерывность, линейность речи означает, что появление каждого отдельного элемента подготовлено предшествующими и само подготавливает последующие. Читатель его уже ожидает, а он заставляет ожидать и появления других. Последующее частично дано в предыдущем. При такой связи переходы от одного элемента к другому малозаметны, сознание как бы скользит по воспринимаемой информации. Однако если на этом фоне появляются элементы малой вероятности, то возникает нарушение непрерывности, которое действует подобно толчку: неподготовленное и неожиданное создает сопротивление восприятию, преодоление этого сопротивления требует усилия со стороны читателя, а потому сильнее на него воздействует. Явление это замечено уже давно. Так, Б. Христиансен еще в 1911 г. в книге «Философия искусства» писал: «Перемежающееся раздражение действует сильнее, чем протекающее равномерно, это всеобщий закон опыта». В современной стилистике этот принцип разрабатывался Р. Якобсоном и М. Риффатером. Последний писал, что можно предложить следующую модель принципа обманутого ожидания: «В речевой цепи стимул стилистического эффекта — контраста — состоит в элементах низкой предсказуемости, закодированных в одном или больше составляющих, на фоне образующих контекст и создающих контраст прочих составляющих... только эта изменчивость может пояснить, почему одна и та же лингвистическая единица приобретает, видоизменяет или теряет свой стилистический эффект в зависимости от своего положения (а также и то, почему не всякое отклонение от нормы дает стилистический эффект). На элементах низкой предсказуемости декодирование замедляется, а это фиксирует внимание на форме»1.


Оцените книгу: 1 2 3 4 5