Название: Социолингвистика - Беликов В.И.

Жанр: Социология

Рейтинг:

Просмотров: 1261


Основное свойство, декларируемое для диалектов одного языка, – взаимопонятность достигается в Европе только с введением всеобщего начального образования. "Взаимопонятными" они становятся, с одной стороны, за счет использования носителями локальных идиомов выученного нормативного языка или вариантов, близких к нормативности, с другой стороны, за счет все ускорявшейся в XX в. нивелировки различий между идиомами, попавшими под одну "языковую крышу". Показателен такой сравнительно недавний пример: король Италии Виктор Эммануил III во время поездки в 1906 г. по пострадавшей от землетрясения Калабрии прибегал к услугам переводчика [Касаткин 1976: 164].

Как говорилось выше, комплекс европейских наций в основном сложился в XIX в. В ряде случаев обслуживавшие их письменные языки оказывались по разным причинам не вполне подходящими.

В Норвегии, в течение многих столетий находившейся в унии с Данией, литературным языком был датский, но в норвежской столице сложилось норвежско-датское койне с норвежской фонетикой и в основном датской лексикой и морфологией. "В силу лексической и морфологической близости между датским языком и норвежскими диалектами датский текст мог читаться, так сказать,по-норвежски" [Стеблин-Каменский 1968: 48]. Это койне и легло в основу норвежского языка риксмол ('государственный язык', позднее он стал называться букмол 'книжный язык'). Параллельно в середине XIX в. возникло движение за создание нового языка на базе собственно норвежских диалектов, который сначала получил название лансмол 'язык страны', или 'сельский язык', а позднее – нюнорск 'новонорвежский'. Несколько упрощая, можно сказать, что оба языка пережили конвергентную эволюцию, но их нормы до сих пор заметно отличаются; выходящая в Норвегии литература фактически образует континуум (правда, неравномерный) между двумя полюсами.

Сходная ситуация сложилась и в Греции, где до достижения в начале XIX в. независимости письменный стандарт был близок к новозаветному греческому. Несколько модернизированная норма, получившая название кафаревуса, оставалась очень архаичной, и с конца XIX в. радикальные сторонники ориентации на устно-разговорную речь стали разрабатывать новый стандарт – димотики. Демократизацию языка приветствовали далеко не все; публикация переводов на димотики трагедий Эсхила в начале XX в. вызвала студенческие волнения, приведшие к человеческим жертвам  [Елоева 1992: 13]. Литература на новом стандарте продолжала публиковаться, но официальное признание в качестве литературного языка димотики получила только в 1973 г., после чего наметилось некоторое сближение двух норм.

Несколько по-иному складывалась ситуация в области распространения чешского языка. Здесь к XIX в. все официальные позиции занял немецкий, а чешский, имевший в Средние века довольно богатую литературу, стал бесписьменным. В процессе национального возрождения ориентация была сделана именно на средневековый язык эпохи Яна Гуса, при том что пражское койне к тому времени достаточно сильно потеснило диалекты и на территории собственно Чехии (не Моравии) превращалось в единый стандартный язык повседневного общения. Новый литературный чешский язык за XIX–XX вв. несколько модернизировался, но его устная форма используется лишь в строго официальной ситуации. Разговорный стандарт, obecnd cestina, постепенно все чаще получает письменную фиксацию и становится сейчас уместным даже в университетской аудитории; употребление литературного языка в сколь бы то ни было непринужденной обстановке исключено. Различие двух норм можно проиллюстрировать шуточным стихотворением Эмануэля Фринты "Профессор", где синонимичные первая и третья строфы написаны на письменном и разговорном стандартах:

 

Pan profesor studuje1 hýly2

a rozlične3 škodlivé býli2,

a řikává4 prý2:

I studovaný1'2

se častokrát5 nepěkne6 zmýli2.

 

Má předobré srdce i hlavu,

a proto ma v ulici slávu,

a nemine den

a některa z žen

ho chvalf, kdyz nakupuje kdvu:

 

"Von7 profesor študuje1 hejly2

a råzný3 to8 škodlivý bejli2,

a ŕíkává4 prej2:

I študovanej1'2

se kolikrát3 vošklivě zmejli2".

Пан профессор изучает снегирей

и различные вредные сорняки,

и часто4, кажется, говорит4, что

даже учёный

нередко грубо ошибается.

 

 

 

У него добрейшие сердце и голова,

и поэтому он славится в (своей) улице,

и дня не проходит,

чтобы кто-нибудь из женщин

не похвалил его, когда [он/она7] покупает

                                                             кофе:

 

"Профессор-то изучает снегирей

и всякие такие вредные сорняки,

и поговаривает4, мол,

даже учёный

часто здорово ошибается".


Оцените книгу: 1 2 3 4 5