Название: Социолингвистика - Беликов В.И.

Жанр: Социология

Рейтинг:

Просмотров: 1259


Антиномией кода и текста М. В. Панов обозначил противоречие между набором языковых единиц (фонем, морфем, слов) и текстом, который строится из этих единиц. Чем меньше набор единиц, тем длиннее должен быть текст, передающий то или иное содержание, поскольку каждый "квант" содержания может быть передан в большинстве случаев не отдельной единицей (их мало), а комбинацией единиц. И наоборот, чем больше набор единиц, тем короче текст: каждому "кванту" содержания соответствует отдельная единица кода. В развитии языка действуют две противоборствующие тенденции: к сокращению и, значит, упрощению кода (набора единиц) и к сокращению, т. е. упрощению, текста. Разрешается это противоречие то в пользу кода, то в пользу текста.

Известный пример сокращения кода в современной русской лексике – постепенное вытеснение из речевого оборота некоторых терминов родства: шурин, деверь, золовка–к появление на их месте описательных наименований: брат жены, брат мужа, сестра мужа. Сейчас такому вытеснению стали подвергаться и некоторые другие термины родства: вместо тесть все чаще говорят отец жены, вместо свекровь – мать мужа; заметим, однако, что подобная замена, по-видимому,не грозит слову теща, которое в русской культурно-речевой традиции осложнено множеством коннотативных (сопутствующих основному значению слова) связей.

Пример увеличения кода: заимствование иноязычных слов для обозначения понятий, которые по-русски могут быть названы только описательно – с помощью двух-, трех-словных сочетаний: снайпер – меткий стрелок, мотель – гостиница для автотуристов, стайер – бегун на длинные дистанции и т. п. Можно было бы в подобных случаях обойтись и без заимствований, не увеличивая число знаков словарного кода. Но в таком случае пришлось бы удлинять текст – из-за употребления описательных оборотов, обозначающих указанные понятия. Характерно, что в русском языке 1920-х годов преобладали описательные, "разъясняющие" наименования, что было вполне понятно и оправданно в условиях демократизации литературного языка, приобщения к нему широких масс людей, которые раньше не владели литературной нормой (увеличение словаря путем новых иноязычных заимствований означало бы для них еще одну трудность в освоении литературного языка). Русский язык конца XX в. идет по пути заимствования иноязычной лексики, тем самым на этом участке языковой системы антиномия кода и текста разрешается преимущественно в пользу кода.

Действие антиномии кода и текста также небезразлично к тому, в какой языковой подсистеме, в какой речевой среде она проявляется. Как правило, эта антиномия разрешается в пользу кода (он увеличивается) в социально замкнутых коллективах говорящих. Так, в социальных и профессиональных жаргонах, которые и характерны для подобных замкнутых коллективов, имеется, как правило, богатый, детализированный словарь для обозначения определенных реалий и видов деятельности (в воровском арго, например, чрезвычайно детально различаются по названиям виды краж, "специалисты" по каждому из этих видов: домушник, ширмач, скокаръ, медвежатник, разновидности орудий преступления и т. п.). В специальных технических и научных терминологиях активно действует тенденция к установлению одно-однозначных отношений между термином и его содержанием (многозначные термины нежелательны).

Напротив, в социально не замкнутых, "текучих" коллективах, где языковые привычки говорящих постоянно испытывают воздействие речевых особенностей других групп, вливающихся в состав носителей данной языковой подсистемы, код сокращается, зато текст испытывает тенденцию к удлинению. Это естественно: в речи людей, составляющих подобные текучие коллективы, сохраняются лишь знаки, общие для всех членов коллектива. С помощью этого набора знаков (слов, аффиксов и т. п.) передается любое содержательное сообщение, причем объединение различных знаков, необходимое для выражения тех или иных смыслов (которым нет "однознакового" соответствия в коде), ведет к увеличению текста.

Антиномия регулярности и экспрессивности питается соответственно информационной и эмотивной функциями языка. Информационная функция наиболее последовательно выражается с помощью однотипных, стандартных, регулярно образуемых языковых средств (передача информации эффективна без наличия информационного "шума", а в качестве такового может выступать неоднозначность или метафоричность языковой единицы, нестандартность ее структуры и т. п.). Эмотивная функция, напротив, в своем выражении опирается на экспрессивную окрашенность языковых единиц, их нестандартность, идиоматичность, т. е. на такие свойства, которые противопоказаны чистой информации.

«В каждом ярусе языка есть единицы, подчиняющиеся какому-то общему правилу, и единицы, которые регулируются другим, менее сильным правилом, – пишет М. В. Панов. – Постоянно действует тенденция уподобить слабую часть системы более сильной, подчиняющейся более общему правилу. Это – тенденция, стимулированная языком в его чисто информационной функции. Если в языке есть агглютинативные и фузионные единицы, то неизбежно возникает стремление обобщить их или в сторону последовательной, полной агглютинативности, или в сторону полной фузионности.

Но такие устремления сталкиваются с противоположными – с постоянной тенденцией сохранить для экспрессивных целей выделенность, "отчужденность" некоторых единиц. Каждая единица языка имеет и чисто информационное, и (в той или иной степени) экспрессивное назначение; следовательно, эта антиномия определяет жизнь каждой единицы языка» [Панов 1968: 27–28].

Пример противоборствующих тенденций к регулярности и к экспрессивности – создание, с одной стороны, упорядоченных систем специальных терминологий в соответствующих сферах науки и техники, со строго "прозрачными" отношениями между терминами и стандартными дефинициями, а с другой – метафоризация общеупотребительных слов с целью создать экспрессивные профессионально-жаргонные аналоги к официальным терминам (кастрюля вместо синхрофазотрон, болтанка – вместо люфт, баранка в значении 'ноль очков' и т. п.).


Оцените книгу: 1 2 3 4 5