Название: Психология личности - Асмолов А.Г.

Жанр: Психология

Рейтинг:

Просмотров: 1900


Н. А. Бернштейн, изучавший характер предметных действий,                         А. Н. Леонтьев и его сотрудники, исследовавшие значения, фиксируемые в орудиях, имели дело с той же реальностью, что К. Левин и К. Дункер. Но в отличие от гештальтпсихологов они сумели раскрыть действительное происхождение реальности, этих «системных качеств» объекта, усмотреть за ней «осевую» на объектах мира человека деятельность. Феномен предметности мгновенно исчезает, стоит лишь изъять объект из той или иной деятельности, из той или иной культуры. Ни на каком объекте, взятом самом по себе, не написано, что он является мотивом деятельности личности, и в то же время любой объект может превратиться в мотив (предмет потребности), наделяться таким сверхчувственным системным качеством, как «характер требования», когда он попадет в определенную систему деятельностей человека.

Наделяется этими сверхчувственными системными качествами и такой вполне телесный объект природы, как человек, вступая как личность во все новые и новые отношения с другими людьми и становясь порой мотивом их деятельности. Именно эти системные качества человека, а не то, что «спрятано под поверхностью его кожи», составляютплоть его личности. Здравый смысл упорно сопротивляется в самых разных формах подобному «предметному» пониманию личности, выступая в обыденном сознании, например, в виде расхожих представлений вроде представления об «идеализации», приукрашивании любимого человека. В действительности же любящий человек, включаясь в такой вид творческой деятельности, как творчество любви, не идеализирует, а открывает появившиеся в совместной деятельности системные социальные качества другой личности. Одну из важнейших характеристик предметной деятельности, неразделимость в деятельности личности и общества, можно проиллюстрировать образным высказыванием публициста Е. М. Богата. По его мысли, одна из самых замечательных особенностей творчества в том и состоит, что в нем меняются, рождаются заново не только полотно или камень, но и сам художник. К творчеству, объединяющему в одно целое двух близких людей, это относится особенно, так как в нем «субъект» и «объект» — живые, и понять, кто субъект,. а кто объект, практически невозможно.

Итак, реальным основанием для выделения принципа предметной детерминации деятельности в психологии личности служит целый ряд описанных выше феноменов предметности. Принцип предметности, выделяемый в конкретно-научной методологии деятельностного подхода к изучению человека, выступает как оппозиция объектному «антропоцентрическому» видению человека и задает особое пространство исследования личности. Для этого пространства характерны следующие особенности: а) в нем снимается присущее бихевиористскому, персонологическому, ролевому и психоаналитическому подходам личности противопоставление индивида — среде, личности — обществу, мира стимулов — миру реакций; б) человек и предметный мир рассматриваются как полюса развивающейся системы, системы деятельностей в обществе, внутри которой они только и приобретают присущие им системные качества. Анализ деятельности на полюсе субъекта вплотную подводит еще к двум принципам деятельностного подхода — принципу активности и принципу неадаптивной природы индивидуальности личности.

 

Принцип реактивной и активной организации процессов деятельности человека

Представления о реактивной и пассивной природе человека всегда были и остаются отличительными признаками различных психологических и физиологических концепций, основывающихся на идеях механистического материализма, для которого характерен взгляд на человека как на своего рода «машину» (М. Ламметри), «автомат», «ролевой робот» и т. п. Эти представления отличаются удивительной живучестью, постоянно находя аналогии между человеком и его органами и различными техническими устройствами — от камеры-обскура до сложнейших современных электронно-вычислительных машин. Своеобразной иллюстрацией этих принципов может послужить воображаемая перекличка между философами и учеными средневековья, физиологами, работающими в рамках рефлекторного подхода, бихевиористами, представителями когнитивной психологии, создателями «ролевых» теорий личности. Так, Ч. Шеррингтон словно перекликается с               Дж. Уотсоном, говоря, что животные являются лишь марионетками, которых явления внешнего мира заставляют совершать то, что они совершают. Однако Ч. Шеррингтон, вслед за Р. Декартом, говорит о реактивной, пассивной природе только животных. Родоначальник же бихевиоризма Дж. Уотсон с присущей ему категоричностью заключает: «Необходимо изучать человека аналогично тому, как химики изучают органические соединения. Психологически человек все еще остается комком непроанализированной протоплазмы»[62]. Дж. Уотсону спустя полвека вторит основатель социального бихевиоризма Б. Скиннер, утверждая, что за поведение человека несет ответственность не он сам, а окружающая его среда. По мысли Б. Скиннера, человек бьется головой о стену, стена «наказывает»; это больше не повторяется, потому что именно «стена», а не «чувство ответственности» помогает человеку в дальнейшем избежать подобных неприятных случаев. И все это звучит довольно последовательно, если вспомнить принятый Скиннером принцип реактивности и идущее рука об руку с этим принципом превращение человека в марионетку, всецело выполняющую волю среды. В ролевых концепциях личность чаще оказывается пассивным конформистом, действующим под влиянием социальных ожиданий и норм группы.

Превращение человека в бихевиоризме в марионетку, а в социальном бихевиоризме Скиннера — в функционера, мапипулируемого посредством разных подкреплении, в ролевых теориях — в «играющего человека» — вещь закономерная. Предложив для объяснения поведения лаконичную схему SR бихевиористы начали борьбу против «психологии сознания», предприняв попытку выбросить на свалку истории такие мистические категории, как «намерение», «образ», «сознание», «апперцепция», «свобода», «вина» и т. п. — словом, все то, что было связано с активностью, пристрастностью субъекта. Подобно средневековым рыцарям уотсоновцы предали огню и мечу внешние атрибуты старой религии, не разрушив при этом основания самого храма. В роли такого основания выступал «постулат непосредственности»                           (Д. Н. Узнадзе), молчаливо признаваемый психологами разных шкод, будь то ассоцианисты или бихевиористы, персонологи или психоаналитики, — постулат, который был позаимствован у классической физики. Радикальный, а затем и социальный бихевиоризм возвели этот постулат в принцип, которому должно подчиняться объяснение поведения, тем самым узаконив взгляд на поведение человека как реактивное по своей природе[63].

Вместе с тем, критикуя различные концепции человека, будь то бихевиористские, когнитивистские или ролевые теории[64], не следует забывать, что все эти основывающиеся на принципе реактивности модели человеческого поведения основываются на реальных фактах, которые гиперболизируются, односторонне освещаются. Например, за ролевым поведением личности стоят функциональные утилитарные качества человека, которые он приобретает в той или иной социальной группе. В типичной социальной ситуации следование социальным нормам и ожиданиям группы освобождает человека от тяжелой работы по принятию решения. Так, П. Жане, резко разделивший память человека на память как социальное действие, присущее только человеку, и память как автоматическое повторение, подчеркивал большое значение реактивного поведения. Он даже называл людей «автоматами для повторения», которые воспроизводят одно за другим привычные стереотипные действия в течение многих десятилетий. Ориентируясь на принятое в конкретной культуре стереотипное поведение, можно с большей или меньшей степенью вероятности прогнозировать типичные социальные действия человека как представителя той или иной социальной группы. Стоит, однако, выйти за границы диапазона конкретных привычных ситуаций, например попасть в другую культуру или перенестись мысленно в другую историческую эпоху, и за кажущейся естественностью реактивного стереотипизированного поведения приоткроется его культурное историческое происхождение. Например, шведский путешественник Эрик Лундквист рассказывает, как однажды в Новой Гвинее после удачной охоты он, объев почти до конца кость дичи, бросил ее старому туземному вождю. Присутствующий при этом друг Э. Лундквиста, европеец, возмутился: «Ты обращаешься с ним, как с собакой!.. Швырять ему кости! Это же унизительно для него! А сам проповедуешь, что мы должны обращаться с туземцами по-человечески, так, словно они белые»[65]. Этот европеец, оценивая происшедшее событие через призму социальных норм общения, этикета в европейской культуре, неверно сориентировался в ситуации. Он не учел различия обычаев у папуасов и европейцев, характерных для образов жизни в этих культурах. У папуасов совершенное Э. Лундквистом действие считается проявлением дружеских отношений. Поэтому вождь племени в том, что ему давали недоеденную его гостем пищу, усматривал не обиду, а знак дружеского расположения. В приведенном примере проявляется то, что реактивное социотипическое поведение пригнано к определенному образу жизни. Оно дает сбой тогда, когда человек сталкивается с нестандартной ситуацией, в частности попадает в другую культуру. Реактивное и активное поведение человека не антиподы, а дополняющие друг друга приспособления в определенной системе взаимоотношений с миром, между которыми далеко не всегда удается провести отчетливую границу (С. Д. Смирнов).


Оцените книгу: 1 2 3 4 5