Название: Педагогическая антропология - Бим-Бад Б.М.

Жанр: Педагогика

Рейтинг:

Просмотров: 855

С докладом выступил Каганович. Он также утверждал, что «в деревне все еще есть представители кулачества... кулаки, которых не депортировали, зажиточные крестьяне, тяготеющие к кулачеству, и кулаки, избежавшие ссылки, спрятанные родственниками, а иногда и «мягкосердечными» членами партии... на деле оказавшимися предателями интересов трудящихся». И, наконец, есть еще «представители буржуа — белогвардейцев, петлюровцев, казаков, социально-революционной интеллигенции». Сельская интеллигенция в это время состояла из учителей, агрономов, врачей, и поэтому перечисление всех этих групп в качестве объектов для будущей чистки от антисоветских элементов выглядело угрожающе.

Снова прозвучал призыв к борьбе с «классовым врагом». «Каковы же, — спрашивал Каганович, — проявления классовой борьбы в деревне? Прежде всего, организующая роль кулака в саботировании сбора зерна для госпоставок и сева».

Новый всплеск истерической жестокости принес очень мало зерна. Истощились последние запасы, и отбирать стало нечего.

Люди умирали всю зиму. Но, по данным всех источников, становится очевидно, что массовые масштабы голодная смерть приняла только в начале марта 1933 г.

Когда снег стаял, начался черный голод. Люди ходилис отекшими лицами, ногами и вздутыми животами. Им нечем было мочиться. Теперь они ели все подряд. Они ловили мышей, крыс, воробьев, муравьев, земляных червей. Они перемалывали в муку кожу и подметки; варили и ели клей. Когда выросла трава, они стали выкапывать корни, ели листья и почки. В ход шло все, что можно: одуванчики, лопухи, колокольчики, ивняк, крапива...

В тех районах, где водились улитки, их варили и пили отвар, а ракушки перемалывали, смешивали с листьями и съедали или, скорее, заглатывали. Это помогало от отеков и продлевало жизнь. В южных районах Украины и на Кубани иногда можно было спастись от голодной смерти ловлей сурков и других мелких животных. В других районах можно было ловить рыбу, хотя за ловлю рыбы в реке, прилежащей к деревне, можно было получить срок. В Мельниках отбросы с местного спиртоводочного завода, признанные непригодными для корма скоту, были съедены окрестными крестьянами.

Был страшный голод. Вымирали целые семьи, дома разваливались, улицы деревень пустели.

Голод — холодящее душу мрачное слово. Нет ничего страшнее для мужчины — главы семьи, — чем чувство собственной беспомощности. Нет ничего ужаснее для матери, чем вид ее истощенных, изможденных детей, за время голода разучившихся улыбаться.

Если бы это длилось неделю или месяц, а это длилось месяцами, когда семье нечего было ставить на стол.

Первыми от голода умирали мужчины. Потом дети. И позднее всех — женщины. Но, прежде чем умереть, люди часто теряли рассудок, переставали быть человеческими существами.

Солдат рассказывает, что, когда поезд, в котором он ехал со своими товарищами, проходил по территории Украины, все пришли в ужас. Солдаты стали раздавать свои пайки просящим крестьянам, и об этом доложили их начальству. Однако командир корпуса Тимошенко прибег к очень мягкому наказанию. Когда подразделения развернулись на местности, «мужчины, женщины и дети вышли на дорогу, которая вела в лагерь. Они стояли молча. Стояли, страдая от голода. Их прогнали, но они собрались в другом месте. И снова — стояли, страдая от голода». Политинструкторам пришлось провести большую работу среди солдат, чтобы вывести их из состояния подавленности. Когда начались маневры, за полевыми кухнями потянулись изморенные голодом крестьяне. Когда солдаты получали пищу, они отдавали ее голодающим. Командиры и комиссары делали вид, что ничего не замечают.

Постановление, запрещавшее передвижение по дорогам без специальных документов, стали применять с особой строгостью весной. Приказ от 15 марта по Северодонецкой дороге запрещал всем железнодорожникам пропускать крестьян без командировочного предписания от председателя колхоза.

Запрет принимать крестьян на работу на промышленные предприятия иногда нарушался. Иногда можно было получить работу по перестройке железнодорожного полотна, идущего к сахарному заводу, где люди, не видевшие хлеба уже шесть месяцев, получали 500 граммов в день плюс 30 граммов сахара. Но чтобы получить паек, нужно было выполнить норму — выкопать 8 кубометров земли в день, а это лежало за пределами физических возможностей голодных людей. Кроме того, хлеб выдавали только на следующий день после выполнения нормы; люди умирали на работе или ночью.

В совхозе около Винницы овощеводческому хозяйству, где выращивали помидоры, огурцы и сельдерей, требовались тысячи рабочих. По окрестным деревням были разосланы объявления, предлагавшие работу за килограмм хлеба, горячую пищу и два рубля в день. Откликнулись многие, но больше половины из них уже были нетрудоспособны. Каждый день кто-нибудь умирал после первого же приема пищи, наиболее опасного для человеческого организма, истощенного длительной голодовкой.

В апреле отменили хлебные карточки, и горожане смогли во вновь открывшихся булочных покупать по килограмму хлеба на человека в день (хотя и по высокой цене). На крестьян это положение не распространили.

Теперь те, кто был еще в состоянии передвигаться, окончательно отчаявшись, покидали села. Если им не удавалось добраться до города, они слонялись вокруг железнодорожных станций. К этим маленьким украинским станциям обычно примыкали небольшие садики. Туда-то железнодорожники, сами уже качавшиеся от голода, сносили трупы. В окрестностях Полтавы трупы, найденные вдоль путей, сваливали в вырытые глубокие рвы. Когда крестьяне не могли добраться до станций или их туда не пускали, они стояли вдоль путей и просили хлеб у пассажиров проходящих поездов. Иногда им бросали корки. Но позднее у многих уже не было сил даже на нищенство.

Несмотря на блокированные дороги и строгий контроль, кое-кому все-таки удавалось пробраться в город. Днепропетровск был переполнен голодающими крестьянами. По словам одного железнодорожника, больше половины крестьян, которым удавалось добраться до Донбасса в поисках пропитания, «доживали свои последние дни, часы, минуты».

Жуткие, внушающие суеверный страх картины можно было видеть в городах. Люди, как обычно, спешили по делам, а между ними на четвереньках ползли голодные дети, старики, девушки, у которых уже не было сил просить, и никто не замечал их.

В Харькове, Днепропетровске и Одессе стало обычным делом по утрам собирать на улицах города трупы. В 1933 г. в Полтаве подбирали в день по 150 трупов. То же происходило и в Киеве.

Живых беженцев время от времени вылавливали и выгоняли из города. В Харькове еженедельно производились специальные операции по сгону голодных крестьян, которые осуществляла милиция с помощью специально мобилизованных для этого отрядов местных коммунистов. Делалось это часто самым безжалостным способом, как вообще все операции, направленные против крестьян. Один из очевидцев, рабочий, так описывает результаты милицейского рейда в Харькове 27 мая 1933 г.: «Пойманных крестьян посадили в вагоны, свезли в ров около станции Лизово и бросили умирать голодной смертью. Нескольким крестьянам все же удалось выбраться и сообщить крестьянину в соседней деревне Жидки, что его жена и ребенок лежат в Лизове во рву. Но этот человек умер от голода дома, а мать с ребенком погибли во рву на следующий день».