Название: Педагогическая антропология - Бим-Бад Б.М.

Жанр: Педагогика

Рейтинг:

Просмотров: 854


Известно, что во многих отношениях она уже и теперь терпимо справляется со своей задачей, а со временем, надо думать, будет делать это еще лучше. Но ни один человек не обманывается настолько, чтобы верить, будто природа уже теперь покорена; мало кто смеет надеяться, что она в один прекрасный день вполне покорится человеку. Перед нами стихии, как бы насмехающиеся над каждым человеческим усилием. Земля, которая дрожит, расседается, хоронит все человеческое и труд человека. Вода, которая в своем разгуле все сметает. Перед нами болезни, в которых мы лишь совсем недавно опознали нападение других живых существ. Наконец, мучительная загадка смерти, против которой до сих пор не найдено никакого снадобья и, наверное, никогда не будет найдено.

Природа противостоит нам всей своей мощью, величественная, жестокая, неумолимая, колет нам глаза нашей слабостью и беспомощностью, от которой мы думали избавиться посредством своего культурного труда. К немногим радующим и возвышающим зрелищам, какие может явить человечество, относятся случаи, когда оно перед лицом стихийного бедствия забывает о своем разброде, обо всех внутренних трудностяхсвоей культуры, о вражде, и вспоминает о великой общей задаче самосохранения в борьбе против подавляющей мощи природы.

Как для человечества в целом, так и для одиночки жизнь труднопереносима. Какую-то долю лишения накладывает на него культура, в которой он участвует, какую-то меру страдания готовят ему другие люди, либо вопреки предписаниям культуры, либо по вине несовершенств этой культуры. Добавьте сюда ущерб, который наносит ему непокоренная природа, — он называет это роком. Последствием такого положения его дел должны были бы быть постоянная тревога и тяжелая обида от оскорбления чувств естественного нарциссизма. Как одиночка реагирует на ущерб, наносимый ему культурой и другими людьми, мы уже знаем: он накапливает в себе соответствующую меру сопротивления институтам своей культуры, меру враждебности к людям. А как он обороняется против гигантской мощи природы, судьбы, которые грозят ему, как всем и каждому?

Культура облегчает ему здесь задачу, она старается в одинаковой мере за всех; даже примечательно, что, пожалуй, прямо-таки все культуры делают в этом отношении одно и то же. Они никогда не дают себе передышки в выполнении своей задачи — защитить человека от природы, они только продолжают свою работу другими средствами. Задача здесь троякая. Грубо задетое самолюбие человека требует утешения. Мир и жизнь должны быть представлены не ужасными. Кроме того, просит какого-то ответа человеческая любознательность, движимая сильнейшим практическим интересом.

Самым первым шагом достигается уже очень многое. И этот первый шаг — очеловечивание природы. С безличными силами и судьбой не вступишь в контакт, они остаются вечно чуждыми. Если же смерть не стихийна, а представляет собою насильственное деяние злой воли, если повсюду в природе тебя окружают существа, известные тебе из опыта твоего собственного общества, то ты облегченно вздыхаешь, чувствуешь себя как дома среди жути, можешь психически обрабатывать свой безрассудный страх. Ты, может быть, еще беззащитен, но уже не беспомощно парализован. Ты способен, по крайней мере, реагировать. А может быть, ты даже и не беззащитен. Ведь почему бы не ввести в действие против сверхчеловеческих насильников, т.е. сил внешней природы, те же средства, к которым мы прибегаем в своем обществе. Почему бы не попытаться заклясть их, умилостивить, подкупить, отняв у них путем такого воздействия какую-то часть их могущества. Такая замена естествознания психологией не только дает мгновенное облегчение, она указывает и путь дальнейшего овладения ситуацией.

Когда взрослеющий человек замечает, что он никогда не перестанет нуждаться в защите от мощных чуждых сил, он наделяет эти последние чертами отцовского образа. Он создает себе богов, которых боится и пытается склонить на свою сторону, но которым, тем не менее, вручает себя как защитникам. Таким образом, мотив тоски по отцу идентичен потребности в защите от последствий человеческой слабости. Способ, каким ребенок преодолевал свою детскую беспомощность, наделяет характерными чертами реакцию взрослого на свою, поневоле признаваемую им беспомощность, а такой реакцией и является формирование религии.

Человек делает силы природы не просто человекообразными существами, с которыми он может общаться, как с себе подобными, а придает им характер отца. Он превращает их в богов, следуя при этом не только инфантильному, но также и филогенетическому прообразу.

Со временем делаются первые наблюдения относительно упорядоченности и закономерности природных явлений, силы природы утрачивают поэтому свои человеческие черты. Но беспомощность человека остается, а с нею тоска по отцу и богам. Боги сохраняют свою троякую задачу: нейтрализуют ужас перед природой, примиряют с грозным роком, выступающим, прежде всего, в образе смерти, и вознаграждают за страдания и лишения, возлагаемые на человека жизнью в культурном сообществе.

Но постепенно акцент внутри этих функций богов смещается. Люди замечают, что природные явления, следуя внутренней необходимости, происходят сами собой. Боги, разумеется, господа природы, они так ее устроили и лишь от случая к случаю посредством чудес вмешиваются в ее ход как бы для того, чтобы заверить, что они ничего не уступили из своей первоначальной сферы господства. Что касается повелений рока, то остается в силе неприятная догадка: неведению и беспомощности рода человеческого тут ничем не поможешь. Боги здесь отказывают раньше всех. Если они сами хозяева рока, то их решения приходится назвать непостижимыми. Одареннейшему народу древности брезжит понимание того, что «Мойра» стоит над богами и что боги сами имеют свои судьбы.

Чем более самостоятельной становится природа, чем дальше отстраняются от нее боги, тем напряженнее все ожидания сосредоточиваются на третьей отведенной им функции, тем в большей мере нравственность становится их подлинной сферой. Божественной задачей становится теперь компенсировать наносимый культурой вред, вести счет страданиям, которые люди причиняют друг другу в совместной жизни, следить за исполнением предписаний культуры, которым люди так плохо подчиняются. Самим предписаниям культуры приписывается божественное происхождение, они поднимаются над человеческим обществом, распространяются на природу и историю мира.

Так создается арсенал представлений, порожденный потребностью сделать человеческую беспомощность легче переносимой.

Общий смысл всего таков: жизнь в нашем мире служит какой-то высшей цели, которая, правда, нелегко поддается разгадке, но, несомненно, подразумевает совершенствование человеческого существа. По-видимому, объектом этого облагорожения и возвышения должно быть духовное начало в человеке — душа, которая с течением времени так медленно и трудно отделяется от тела. Все совершающееся в земном мире есть исполнение намерений какого-то непостижимого для нас ума, который, пусть трудными для понимания путями и маневрами, но, в конце концов, направит все к благу, т.е. к радостному для нас исходу. За каждым из нас присматривает благое, лишь кажущееся строгим провидение, которое не позволит, чтобы мы стали игральным мячом сверхмощных и беспомощных сил природы.


Оцените книгу: 1 2 3 4 5