Название: Педагогическая антропология - Бим-Бад Б.М.

Жанр: Педагогика

Рейтинг:

Просмотров: 855

Что же означала наука для этих людей, живших на пороге нового времени? Для художников-экспериментаторов типа Леонардо да Винчи и новаторов в области музыки она означала путь к истинному искусству, т.е. прежде всего путь к истинной природе. Искусство тем самым возводилось в ранг особой науки, а художник в социальном отношении и по смыслу своей жизни — в ранг доктора. Именно такого рода честолюбие лежит в основе, например, «Книги о живописи» Леонардо да Винчи.

Однако имеют ли научные достижения какой-нибудь смысл для того, кому факты как таковые безразличны, а важна только практическая позиция? Пожалуй, все же имеют.

Если преподаватель способный, то его первая задача состоит в том, чтобы научить своих учеников признавать неудобные факты, такие, которые неудобны с точки зрения их партийной позиции. В этом случае академический преподаватель заставит своих слушателей привыкнуть к тому, что он совершает нечто большее, чем только интеллектуальный акт.

Студенты приходят на лекции, требуя от ученого качества вождя. Они не отдают себе отчета в том, чтоиз сотни профессоров по меньшей мере девяносто девять не только не являются мастерами по «футболу жизни», но вообще не претендуют и не могут претендовать на роль «вождей», указывающих, как надо жить. Ведь ценность человека не зависит от того, обладает ли он качествами вождя или нет. И уж во всяком случае не те качества делают человека отличным ученым и академическим преподавателем, которые превращают его в вождя в сфере практической жизни или в политике. Если кто-то обладает еще и этим качеством, то мы имеем дело с чистой случайностью, и очень опасно, если каждый, кто занимает кафедру, чувствует себя вынужденным притязать на обладание таковым.

Еще опаснее, если всякий академический преподаватель задумает выступать в аудитории в роли вождя. Ибо те, кто считает себя наиболее способным в этом отношении, часто как раз наименее способны, а главное — ситуация на кафедре не представляет никаких возможностей доказать, способны они или нет. Профессор, чувствующий себя призванным быть руководителем юношества и пользующийся у него доверием, в личном общении с молодыми людьми может быть своим человеком. И если он чувствует себя призванным включиться в борьбу мировоззрений и партийных убеждений, то он может это делать вне учебной аудитории, на жизненной сцене: в печати, на собраниях, в кружке — где только ему угодно. Но было бы слишком удобно демонстрировать свое призвание там, где присутствующие — в том числе, возможно, инакомыслящие — вынуждены молчать.

Наконец, вы можете спросить: если все это так, то что же собственно позитивного дает наука для практической и личной «жизни»? И тем самым мы снова стоим перед проблемой «призвания» в науке. Во-первых, наука прежде всего разрабатывает, конечно, технику овладения жизнью — как внешними вещами, так и поступками людей — путем расчета. Во-вторых, наука разрабатывает методы мышления, рабочие инструменты и вырабатывает навыки обращения с ними. Но на этом дело науки, к счастью, еще не кончается; мы в состоянии содействовать вам в чем-то третьем, а именно в обретении ясности. Разумеется, при условии, что она есть у самих ученых.

Наука есть профессия, осуществляемая как специальная дисциплина и служащая делу самосознания и познания фактических связей. А вовсе не милостивый дар провидцев и пророков, приносящий спасение и откровение, и не составная часть размышления мудрецов и философов о смысле мира.

Ученый — не пророк и не спаситель, по которому тоскуют столь многие представители молодого поколения. «Жертву интеллекта» обычно приносят: юноша — пророку, верующий — церкви. Но это самообман.

В стенах аудитории не имеет значения никакая добродетель, кроме одной: простой интеллектуальной честности. Но такая честность требует от нас констатировать, что сегодня положение тех, кто ждет новых пророков и спасителей, подобно тому положению, о котором повествуется в одном из пророчеств Исайи:

«Кричат мне с Сеира: сторож! сколько ночи? сторож! сколько ночи? Сторож отвечает: приближается утро, но еще ночь. Если вы настоятельно спрашиваете, то обратитесь и приходите».

Отсюда надо извлечь урок: одной только тоской и ожиданием ничего не сделаешь и нужно действовать по-иному — обратиться к своей работе и соответствовать «требованию дня» — как человечески, так и профессионально.

VI

Ответ на вопрос, каково назначение ученого, предполагает ответ на другой вопрос: каково назначение человека вообще и какими средствами он может вернее всего его достигнуть.

Подчинить себе все неразумное, овладеть им свободно и согласно своей собственной природе — конечная цель человека. Она недостижима, но человек может и должен все более и более приближаться к ней, и поэтому приближение до бесконечности к этой цели — его истинное назначение как человека, как разумного, но конечного, как чувственного, но свободного существа. Общее совершенствование людей в обществе, совершенствование самого себя посредством свободно использованного воздействия на нас других и совершенствование других путем обратного влияния на них как на свободных существ — вот наше назначение в обществе.

Чтобы достигнуть этого назначения и постоянно достигать его все больше, мы нуждаемся в способностях, которые приобретаются только благодаря культуре — в способности отдавать или воздействовать на других и способности брать, воспринимать от других наиболее ценное для нас. Самое благородное, что может выпасть на долю человека, — это усердное соревнование в давании и получении, это всеобщее сцепление друг с другом бесконечного числа людей и всеобщая гармония, возникающая из этого.

Кто бы ты ни был — это может сказать всякий — ты член этой великой общины, через какое бы бесконечное число промежуточных связей ни передавалось воздействие, я все же в силу этого влияю на тебя, и ты все же в силу этого влияешь на меня. Я не знаю тебя и ты не знаешь меня, но неизбежно придет время, когда я увлеку с собой и тебя в круг моей деятельности, когда я и 'тебе буду полезен и смогу принимать от тебя благодеяния.

Работа ученого есть возвращение обществу того, что оно для него сделало, т.е. развило его способности, поэтому каждый обязан действительно использовать свое развитие для блага общества. У каждого есть обязанность не только вообще желать быть полезным обществу, но и направлять по мере своих сил и разумения все свои старания к тому, чтобы облагородить род человеческий в целом. Распространить как можно шире культуру, делать все более мудрым и счастливым наш общий братский род.

Ученый, так говорят нам, действует для того, чтобы добиться славы у современников и потомства. Но он не производит заранее опроса современников и потомства насчет того, похвалят ли его образ действий, а также и не имеет возможности узнать это из опыта, ибо его действия представляют собой новый и потому никогда не подвергавшийся оценке людей образ деятельности. И, однако, нам говорят, будто действуя так, он с такой точностью рассчитывает на славу, что ставит на карту свою жизнь, полагаясь на такой свой расчет. Откуда же знает он, что не ошибается в последнем? И как дошел он до того, чтобы так смело приписывать всему роду человеческому свое собственное мерило достойного? — Нет, не честолюбие порождает великие дела, а, наоборот, великие дела порождают веру в мир, который должен ответить на них уважением.