Название: Мир культуры - Быстрова А. Н.

Жанр: Культурология

Рейтинг:

Просмотров: 857


В искусстве, в той или иной форме продолжавшем традиции прошлого, появляется и еще одна тенденция: поиск новой формы. Новая реальность в             XX веке ворвалась в жизнь всех стран мира, но с особенным размахом — в жизнь России с ее многими неразрешенными проблемами прошлого. Новая, ежедневно (а иногда ежечасно) меняющаяся действительность требовала иных способов ее изображения в искусстве, этого требовал и внутренний мир художников, который вписывался в эпицентр всех катаклизмов. Первый натиск новизны ощутила на себе художественная форма. Крушение гармонии или мечты о ней, прежних привычных норм жизни и отношений между людьми — все это “Люциферовым крылом” задело и художественную форму. Многие поэты начали свои литературные эксперименты, а развитие техники дало этим экспериментам научные названия: лаборатория стиха, мастерская поэта и пр. Поиск новой формы в литературе сразу же коснулся (для литературы) изменений в области литературного языка. От поисков созвучий Брюсовым:

 

Мой милый маг, моя Мария,

Мечтам мерцающий маяк!

Мятежны марева морские,

Молчаньем манит мутныймрак.

Мой милый маг, моя Мария,

Мечтам мерцающий маяк!

 

поэзия медленно подбирается к смысловым созвучиям, дорисовывающим картину у Бальмонта:

 

Вечер. Взморье. Вздохи ветра.

Величавый возглас волн.

Близко буря. В берег бьется

Чуждый чарам черный челн.

 

Но эти созвучия (аллитерации) были известны поэзии еще в прошлом веке (ср.: Шииенье яенистых бокалов и пунша пламень голубой — у Пушкина). Велемир Хлебников (1885—1922) в молодом задоре решил по-новому соединять значащие части слов (приставки, корни, суффиксы):

 

Мы чаруемся и чураемся!

То чаруясь, то чураясь,

Из чарыни взор чурыни.

Здесь чарахарь, там чурахарь.

Чареса и чуреса.

И чаруйтесь, и чурайтесь!

 

Поиск новых слов для поэзии зашел в тупик, когда Алексей Кручёных создал принципиально новые слова, разобрав слово до букв:

 

Дыр, бул, щир, убещур,

Вы, со, бу. Р, л, эз!

 

Смысл покинул поэзию на этом эксперименте, но поиск нового вдохновил множество поэтов, среди которых была целая когорта талантливых людей.

Поиски в области искусства располагались между движением к классике и Пролеткультом, который на своих знаменах начертал задачи создания принципиально новой культуры. Пролеткульт — также явление неоднородное и неоднозначное. В этом движении были свои крайние и свои умеренные. Один и тот же поэт, В. Кириллов в разных своих стихах призывал к разным ценностям:

 

Во имя нашего Завтра — сожжем Рафаэля,

Разрушим музеи, растопчем искусства цветы.

 

Сопоставим это с другим: “Он с нами, Лучезарный Пушкин, и Ломоносов, и Кольцов!” [159, с. 527]. Призывы к тому, чтобы сбросить Пушкина с корабля современности, могли быть не более, чем бравадой молодых и часто не слишком образованных людей. Умеренная часть Пролеткульта призывала к тому, чтобы пролетариат овладел всем культурным достоянием прошлого. Это было сказано за несколько дней до Октябрьской революции в резолюции конференции Петроградских пролетарских культурных организаций.

Художественный поиск, осуществленный изобразительными искусствами, был не менее стремительным. Если в прошлом веке противостояли друг другу два направления: критический реализм передвижников и академическая живопись, то уже следующее поколение художников создает новую линию в живописи, представленную И. Левитаном (1860—1900) и его пейзажами, несущими не только зрелище, но и мысль, не только восхищение вечно прекрасной природой, как во всемирно известной “Золотой осени”, но и состояние души, как в его полотнах “Осенний день в Сокольниках”, “Над вечным покоем”, “Владимирка”, “Русь”. Недаром                     А. П. Чехов, страдающий от болезни, чувствующий себя одиноко в Ялте, как к лучшему лекарству, прибегал к живописи Левитана, несшей с собой самый дух средней полосы России. В это же время расцвел талант М. Врубеля (1856—1910), пытавшегося каждой деталью своих работ войти и ввести зрителя во внутренний мир своих образов и, одновременно, во внутренний мир автора. Возле его работ кажется, что зритель вместе с автором тревожно всматривается в мир, то прекрасный, то зыбкий, умирающий и воскресающий (stirb und werde!) под нашим взором.


Оцените книгу: 1 2 3 4 5