Название: Личность в психологии - Оллпорт Г. В.

Жанр: Психология

Рейтинг:

Просмотров: 841

3. Или, наконец, мы можем пытаться сформулировать исчерпывающую концепцию, в которой нашлось бы должное место для всех валидных факторов: субъективных и объективных, биологических и социальных, периферических и проприативных. Эти три возможности есть у нас не только тогда, когда мы занимаемся проблемами научения, но и при разработке любой другой нашей проблематики, будь то перцепция, эмоции, конфликты, познание, сознание или что-то еще.

Факты и теория

Очевидно, что в наших попытках объединить то, что нам кажется верным в различных подходах, задействованы и эмпирические данные, и теория. Большинство из нас эклектичны в том, что касается сбора эмпирического материала. Когда мы собираем воедино данные, полученные в различных экспериментах либо из других надежных источников, мы достигаем «эмпирической генерализации». В качестве примера можно привести следующее широкое обобщение: похвала — сильный побудительный мотив. Хотя мы можем вспомнить и исключения, в целом мы принимаем это положение, опирающееся на вероятностную основу.

Джон Стюарт Милль утверждал (1875, Book IV, ch. 5), что подобные эмпирические генерализации говорят нам, что единообразие«верно», но не могут сказать, ни «что именно верно», ни почему. Чтобы точно знать, что именно верно, необходимо понимание скрытых обстоятельств, иными словами, необходимо основывать свое мнение на какой-либо теории. Верно ли, что приподнятое настроение, вызванное похвалой, убыстряет некоторые синаптические потоки? Если мы соглашаемся с подобным объяснением, значит, мы соотносим эмпирическую генерализацию с какой-то теорией. Или верно ли, что посредством похвалы удовлетворяется потребность субъекта в аффилиации* и что именно потребность в аффилиации порождает последующую продуктивность? Или, например, является ли похвала вторичным вербальным подкреплением? Или, может быть, субъект старается поддержать высокий уровень своей самооценки? И все эти, и дюжина других современных теорий могут тем или иным образом объяснить эту эмпирическую генерализацию. Но правильность объяснения зависит, таким образом, не от собранных эмпирических фактов, а от той теории, которой мы придерживаемся.

В нашей науке на настоящий момент имеются уже тысячи эмпирических генерализаций, полученных на основе кропотливых исследований. Но для каждого из них мы можем найти десяток или больше концептуальных моделей, с помощью которых тот или иной исследователь будет его объяснять.

Я хочу сказать, что все мы эклектичны в том смысле, что принимаем любую эмпирическую генерализацию, предложенную и доказанную компетентным исследователем. Но никто не вынуждает нас принимать любую теорию, объясняющую тот или иной факт. Мы, скорее, склонны сопоставлять предложенные обобщения с нашими устоявшимися концептуальными рамками. Мы эклектичны в том, что касается подбора фактов, но не в том, что связано с теми категориями и концепциями, которых мы придерживаемся.

Первое, что требуется от того, кто придерживается эклектического подхода при построении концептуальной модели — осознать тот факт, что человеческое поведение может определяться большим количеством причин, действующих изолированно или совместно. Таким образом, вполне может быть, что похвала — это сильный побудительный мотив, и потому, что человек является организмом, действующим в соответствии с выработанными условными рефлексами, и потому, что человеку требуется повысить уровень своей самооценки, и вследствие наличия у него потребности в аффилиации, и по многим другим причинам. Только с учетом всех этих возможностей, мы можем перейти от эклектизма в подборе эмпирических данных к теоретическому эклектизму.

Эта перспектива сбивает с толку. Она предполагает, что любой адекватно широкий плюрализм должен учитывать тот факт, что валидные объяснения (так же как и описания) могут быть сделаны на основании многих моделей: нейрофизиологических и психических, делающих упор на сознательные или на бессознательные процессы; активных и реактивных; уделяющих большее внимание высшим либо низшим уровням психического; основанных на локальных энергиях или на целостных синергиях. И, тем не менее, нельзя утверждать, что все эти модели в равной степени валидны. В том виде, в котором они сформулированы, они часто противоречат друг другу. И те теории, в которых мы нуждаемся, должны вобрать в себя все эти противоречия и в то же время избежать внутренней рассогласованности.

На настоящий момент ситуация такова. Каждый теоретик, как правило, занимается исследованием только одного какого-то аспекта человеческой природы и строит для себя некоторую модель, удовлетворяющую как собранным им данным, так и личным взглядам. Те, кто занят только исследованием мозговых процессов или только феноменологией, сосредоточили свое внимание лишь на одном важном аспекте (тело—душа); глубинные психологи — на соотношении сознательного и бессознательного; сторонники теории черт личности — на соотношении неизменности и вариабельности. Трудности возникают тогда, когда исследователь пытается объяснить на основе изучаемого им аспекта или выбранной им модели всю целостность человеческой личности.

К счастью, психологи не так зависят от своей приверженности к той или иной теории. Хирург не может импульсивно следовать одной частной теории, поскольку речь идет о жизни и смерти. Психологи, напротив, могут быть по-детски горячо и агрессивно односторонними, и даже беспечными относительно того, насколько их любимая теория соответствует ситуации. Но, как я уже сказал, этот недостаток серьезности вызывает недоверие у представителей более «зрелых» профессий.

Говоря о моделях, я хотел бы подчеркнуть, что, несмотря на их нынешнюю популярность, они по сути своей — редукционистские, нетеоретические и антиэклектические. Модель — это аналогия, иногда содержательная, иногда формальная (Nagel, 1961). Идея о том, что человеческое поведение «аналогично тому, что происходит в компьютере», — это содержательная модель; идея о том, что человеческое поведение можно отразить в математических формулах — формальная модель. Сформулировав содержательную или формальную модель, исследователь перестает мыслить продуктивно. Он больше не может предложить какую-либо теорию. Он не объясняет нам, что есть поведение, а просто говорит, что человек ведет себя так, как если бы он был чем-то другим (ср. Boring, 1957). Это не теория, это просто аналогия.

Опасность подобного подхода была давным-давно подмечена в индийской притче о слепцах и слоне. Державшийся за хвост говорит, что слон очень похож на канат; державшийся за ногу — что слон напоминает колонну; державшемуся за ухо кажется, что слон похож на седло. Но никто из них не может охарактеризовать слона как целое. Подобным образом и исследователь, утверждающий, что человек очень похож на машину, голубя или математическую теорему ошибочно принимает часть за целое. Системный эклектизм работает в большей степени не с моделями, а с теориями. И его конечная цель — построение всеобъемлющей теории, объясняющей природу человека.