Название: История социальной работы в России - Фирсов М.В.

Жанр: История

Рейтинг:

Просмотров: 4712


В своем становлении и развитии княжеское попечительство проходит как бы два этапа. Первый связан с распространением христианства в Киевской Руси и его условно можно обозначить, начиная с момента крещения Владимира I до второй половины XII в. (образование удельных княжеств и распространение христианства на окраинах восточнославянских земель). И границы второго этапа — вторая половина XII в. по XIII в. (включительно), когда благотворительные функции князя постепенно сливаются с монастырско-церковными формами призрения.

Первый этап княжеской социальной помощи наименее защищенных слоев населения несет в себе языческие и христианские тенденции. В этом симбиозе формируется княжье право в отнощении защиты и «наряда» людей, не связанных с семейно-родовыми отношениями: вдов, сирот, прощеников и прочих людей церкви.

Изменение социальных отношений к середине Х в. приводит к тому, что «отдельные индивиды могли отказываться от коллективной ответственности: не вкладываться в дикую виру, теряя тем самым помощь и защиту со стороны родичей». (Причины отхода от родовых связей могли быть различными.) Постепенно старая система социальной защиты разрушается и «повышается общественно-устроительное значение князя идружины». Русская Правда Ярослава Мудрого так отражает эти тенденции — под защиту княжего суда берутся изгои: «изгои будет, либо славенин, то 40 гривен положити за нъ». Словом, вырабатываются патронно-клиентские связи в средневековом обществе, т.е. там, где раньше в основном господствовали семейно-родовые отношения. Создавшаяся новая клиентелла получает не только экономическую поддержку, но и защиту от сторонних государственных сил.

Проблемы княжеского попечительства и защиты нуждающихся не имеют однозначного трактования в российской исторической науке, хотя здесь и сложилась определенная традиция. Нельзя сказать, что княжескому «нищелюбию» не уделялось внимания, однако специально эта проблема в историографии рассматривалась в XIX и XX вв. как отдельно, так и в контексте с другими вопросами социальной защиты (работы А. Стога, Е. Максимова, В. Горемыкиной, Т. Бибанова и др.).

В XIX в. А. Стог одним из первых предпринял попытку исследования процесса социальной поддержки и защиты. Начальные формы общественного призрения он относит к деятельности русских князей и Русской православной церкви. И хотя не анализирует ранние стадии поддержки и защиты, а только воссоздает в хронологическом порядке на основе летописного свода их этапы становления, благотворительная деятельность князей рассматривается ученым как древнейшая форма общественного призрения.

Затем Е. Максимов, оценивая княжескую систему поддержки как благотворение на основе внутренних, индивидуальных мотивов и потребностей отдельных личностей, в контексте христианских представлений о сущности милосердия, приходит к выводу, что «нищелюбие» князей не было связано с «государственными обязанностями», а носило благотворительный, добровольный характер, исходя из «религиозно-нравственных побуждений». С этих позиций он объяснял причины, по которым Русские князья поручают церкви дела милосердия.

Подходы к данному вопросу в XX в. в отечественной исторической литературе достаточно разноречивы. Так, В. Горемыкина считает, что в основе княжеского «нищелюбия» лежит прежде всего классовый и политический характер действий, утверждая, что «нищелюбие» как феномен социально-политических отношений в зарождающемся классовом обществе есть средство поддержания авторитета власти и механизм ослабления социальной напряженности.

Здесь важно учитывать, что реципрокные связи и отношения с принятием христианства расширяются и дифференцируются. В период разрушения единого родового пространства появляется несколько субъектов помощи, где наряду с семейно-родовым субъектом поддержки появляется княжеская и церковно-монастырская защита. Поначалу она незначительна и охватывает только города. Можно предположить, что это были незначительные островки новых форм поддержки, а не система, как считали исследователи в XIX в. Так, согласно имеющимся данным, «к началу XI в. насчитывалось 20-25 поселений городского типа, в XI — первой половине XII вв. — около 70, к середине же XIII в. — 150 феодальных городов», в то время как деревень насчитывалось около 50-75 тыс. В связи с тем, что резиденцией князя являлся средневековый город, именно здесь и проявлялось его «нищелюбие», которое описано в летописях. Поэтому вряд ли можно считать, что княжеское попечительство в своих новых христианских традициях на первых порах было крупномасштабным и всеохватывающим явлением. Нам представляется, что противопоставление христианского города, который еще живет по своим языческим традициям и обрядам, и языческих поселений накладывало весомые ограничения на действия и поступки князя. С одной стороны, он должен был «рядить как язычник», с другой — как князь христианский. Это противоречие и нашло свое отражение в княжеском суде.

По данному вопросу в начале XX в. была выдвинута гипотеза, согласно которой «для язычников он был князь с неограниченной властью и считал себя вправе самому через своих судей судить, например, преступления на почве семейных отношений; для христианского населения его власть была ограниченная» . Можно добавить, что для христианского мира княжеская власть соответствовала традициям греческого номоканона. Именно в этом и можно видеть ее ограничение. Подобная двойственность в положении князя как правителя христианского и языческого населения накладывает специфику на его функции защиты.

Горизонты княжеской власти постепенно расширяются: князь выступает не только в качестве военачальника и собирателя дани как основной формы обогащения, но и как правитель земель. Причем теперь нужны иные средства управления. Это становится тем более актуальным, когда возникает прослойка изгоев, оторванных от своих родовых корней, не имеющих социального статуса и защиты. Именно в этой ситуации происходит переориентация в княжеских функциях защиты, у нее появляются социальные охранные функции. Можно предположить, что изгои и прощеники, входя в состав княжего хозяйства, получают княжий суд по христианским законам, но применять в данном случае понятие «.социальная защита» можно лишь с большими оговорками, так как они были «христианской собственностью» князя, поэтому и могли дариться церкви и уходить под ее юрисдикцию со всеми доходами на основе общих идеологом бытия.

Двойственность княжеской социальной защиты заключается не только в ее идеологической разнонаправленности, но и в субъектной, когда изгои имеют те же уровни приоритетности, как и дружина, что и отражается в материалах летописей.

Исследователи XIX-XX вв., рассматривая благотворительность князя Владимира, увидели в ней некую систему. Однако они не учитывали те факторы, о которых речь шла выше. Не учитывалось ими, что летописец не только отражал исторические события, но и следовал определенным идеологическим установкам своего времени. Он должен был показать изменение в личности князя после того, как им воспринято христианство, продемонстрировать, как личностное преображение привело к новым социальным поступкам, благотворно отразившимся на жизни народа.


Оцените книгу: 1 2 3 4 5