Название: История социальной работы в России - Фирсов М.В.

Жанр: История

Рейтинг:

Просмотров: 4712


Можно сказать, что милость, милосердие не становятся только отвлеченными понятиями, они согласуются с реальными условиями общественной и частной жизни человека. В этом ключе достаточно интересно послание Иосифа Волоцкого княгине Голениной. Примечателен тот факт, что христианские догматы конкретизируются по отношению к реальной жизненной ситуации, реальной судьбе и случаю. Коротко суть такова. Княгиня в силу разных обстоятельств не может больше платить милостыню монастырю за упокой души своих детей. Она пишет довольно прямо и резко: «Пока у меня были деньги, я давала милостыню»; «Дать двадцать рублей за семь лет — то грабеж, ане милостыня», — отвечает княгиня Иосифу Волоцкому. И далее, применительно к ее случаю он размышляет о разных путях спасения. «Бог милосерден и человеколюбив, непостижимыми и разнообразными путями своими он стремится привести нас к себе и спасти наши души». В том, что Бог забрал к себе детей ее, Иосиф Волоцкий видит Господнее провидение и знак, «чтобы их родители вразумелись и те богатства и имения, которые хотели приготовить для них, раздали нищим, убогим и божьим церквам,которые раздадут эти богатства для их спасения, и они вместе с детьми своими обретут царствие небесное».

Милостыня — это не только путь спасения, но и деяние (направленное на гармонизацию общественных отношений), за которое следует помилование. Однако милостыня несет в себе и земное мирское предназначение в отношениях с церковью, она — «добровольное соглашение», т. е. может нести в себе реальный, вещный, устанавливаемый сторонами определенный тип социальных отношений, сделку. «А грабежом этого никто не называл, ибо ведомо всем, и тебе ведомо: даром священник ни одной обедни, ни панихиды не служит». То есть сделка несет в себе не только определенные эсхатологические принципы и отношения между сторонами, но и юридические обязанности друг перед другом различных социальных субъектов. Причем обязанности Церкви не ограничиваются только мирскими субъектами. Есть обязанности Церкви по отношению к монастырскому делу, которое рассматривается как определенное служение, есть обязанность по отношению к больным, нищим, паломникам, пленным. В своем послании И. И. Третьякову Иосиф Волоцкий об этом пишет так: «Церковная бо монастырская тако ж иноческая, дела и вся богови освещенна сутью и на ино что не расточаются, разве на убогия и странныя и пленныя и елика таковем подобна...» Вот эта взаимозависимость реальных и ирреальных отношений и связей субъектов хорошо раскрывает следующее социально-христианское направление теории милосердия.

Проблема взаимоотношения власти и социальных низов всегда актуальна; порой она принимает новые формы. Уже говорилось о том, что к XV-XVI вв. на Руси, как и в странах Западной Европы, сформировалась определенная социальная группа — профессиональные нищие. Осмысление этого феномена требовало как реальных социальных условий, поскольку нищие являлись очагом социальной нестабильности, так и новой государственной идеологии. Особенно этот вопрос назрел после того, как Москва становится правопреемницей византийского православия. Немалую роль здесь сыграла и теория монаха Филофея о Москве как о «третьем Риме», где «освященная» персона царя обязана заботиться о своих поданных, причем не только в пределах своего государства. Все это вносит определенные коррективы в теорию милосердия. И хотя догмат о милосердии в качестве аксиомы остается, тем не менее в методе аллегорезы происходит изменение. Принцип аналогии не изменяется, тезис требует подтверждения определенными примерами, нельзя не заметить, как меняются в качестве аналогий сами примеры. Все меньше их берется из Святого Писания, а все больше используется восточный и западноевропейский социальный опыт (последний приобретает статус своеобразной идеальной модели, правила, образца). Происходят перемены и в ориентирах идеологии помощи.

Довольно распространенной становится книга «Тайная тайных», где собрано множество вопросов, связанных с государственным управлением. В их основе лежит новая для России государственная идеология управления, образованная не на положениях «номоканона», а на рациональных принципах пользы, нашедших свое отражение в римском праве. Так, милосердие необходимо государю, ибо оно способствует сохранению его доброй славы. Поддерживать нищих в тяжелый для них час необходимо, поскольку «и они будут в тяжелый час твоей опорой. Так ты сохранишь свой закон и укрепишь свое царство».

Инок Фома в «Слове похвальном» воздает милосердию князя Бориса хвалу, вкладывая ее в уста различных митрополитов. «А мителенский митрополит сказал: "О милостях и щедротах великого князя Бориса говорят во всех землях"...» «Митрополит Дорофей сказал:"... великого князя Бориса милости и щедроты творятся не только на Русской земле, но как свет зари, разливаются до самого Царьграда, и лот Святой горы, и даже скажу — до самого Иерусалима"». Теперь в милосердии видят не только следование православным традициям, но оно выступает в качестве инструмента внешней политики, определенного идеологического влияния. И то что радение о нищих становится не обязательно христианским догматом, но и составной частью «социальной политики», направленной на стабильное существование государства, находит отражение в «Большой челобитной» Ивана Пересветова. Рассказывая о государственном управлении молдавского царя Константина, Пересветов обращает внимание на то, что обнищание воинства, переход его в другую социальную группу приводят к государственным конфликтам, «так что впустил в свое царство междоусобную войну своих вельмож и во всем прогневал Бога».

Не менее интересны подходы Максима Грека. Новая социальная мифология требовала иных аналогий, оставаясь в рамках христианских догм. Будучи истинным ревнителем христианских традиций, в западном опыте он находит примеры, оправдывающие институт нищенства как институт социального воспитания, необходимый для гармонизации отношений всех слоев общества. Приводя примеры о добровольном нищенстве как монашеском подвиге, он раскрывает «технологию», «способ подаяния». Сбор милостыни осуществляется по определенной системе: «...обходят дома, находящиеся на одной улице, и просят Господа ради хлеба на братию». Но главной особенностью западного нищенства является то, что к нему добровольно приобщаются богатые и благородные люди — стержень христианских традиций и института нищенства. «Это бывшие прежде благородные и богатейшие люди, которые, подражая господней нищете, добровольно делаются нищими и не стыдятся послужить нуждам своей обители, без ропота и раздумий». М. Грек мечтал о своеобразной культуре нищенства как культуре равенства и справедливости, воспитывающей у всех членов общества благородные чувства. Показателен в этом отношении и другой «западный» пример. Сын некой бедной женщины, живущей в «крайней нищете», находит кошелек с золотыми монетами. Она относит его «священному учителю города», чтобы тот опросил прихожан о потере. Находится хозяин кошелька, и за то, что «убогая вдова» «в чужом и значительном имуществе проявила свою правдивость и человеколюбие», следует награда «сто золотых монет». Так, мотив об убогой вдове (достаточно распространенный в христианской и отечественной литературе) получает свою новую интерпретацию. Не божественная благодать, а реальное значимое социальное вознаграждение следует за благородным поступком «убогой вдовы». Ее «человеколюбие» вызывает ответное чувство, значит, устанавливается общественная гармония.


Оцените книгу: 1 2 3 4 5