Название: История русской литературы конца XIX – начала XX века - Соколов А.Г.

Жанр: Литература

Рейтинг:

Просмотров: 1426

Теоретиком теургического искусства выступил в те годы Вяч. Иванов, который в своих статьях по эстетике варьировал основные идеи Вл. Соловьева[238]. Утверждая символизм единственно «истинным реализмом» в искусстве, постигающим не кажущуюся действитель­ность, а существенное мира, он звал художника за внешним всегда видеть «мистически прогреваемую сущность».

Для эстетической системы «младосимволизма» характерны эклектич­ность и противоречивость. По вопросу о целях, природе и назначении искусства в среде символистов постоянно шли споры, которые стали особенно острыми в период революции и годы реакции. «Соловьевцы» видели в искусстве религиозный смысл. Группа Брюсова защищала неза­висимость искусства от мистических целей.

В целом в символизме 900-х годов происходил сдвиг от субъектив­но-идеалистического миропонимания к объективно-идеалистической концепции мира. Но стремясь преодолеть крайний индивидуализм и субъективизм раннего символизма, «младосимволисты» видели объект искусства не в реальной действительности, а в области отвлеченных, «потусторонних» сущностей. Художественный метод «младосимволистов» определялся резко выраженным дуализмом, противопоставлени­ем мира идей и мира действительности, рационального и интуитивного познания.

Явления материального мира выступали для символистов лишь как символ идеи. Поэтому основным стилевым выражением символист­ского метода становится «двоемирие», параллелизм, «двойничество».Образ всегда имел двойное значение, заключал в себе два плана. Но следует иметь в виду, что связь между «планами» гораздо сложнее, чем представляется на первый взгляд. Постижение сущностей «высшего плана» теоретиками символизма связывалось и с постижением мира эмпирической реальности. (Этот тезис все время развивал в своих работах Вяч. Иванов.) Но в каждом единичном явлении окружающей действительности просматривался высший смысл. Художник, по мыс­ли Соловьева, должен видеть абстрактное в индивидуальном явлении, не только сохраняя, но и «усиливая его индивидуальность»[239]. Такой принцип «верности вещам» Вяч. Иванов считал признаком «истинного символизма». Но идея верности индивидуальному не снимала основ­ного тезиса о теургическом назначении поэта и искусства и была противопоставлена принципам индивидуализации и обобщения в ре­алистическом искусстве.

Споры развертывались и вокруг определения символа и символи­зации. А. Белый символизацию считал существеннейшей особенно­стью символизма: это познание вечного во временном, «метод изображения идей в образах»[240]. Причем символ рассматривался не как знак, за которым непосредственно прочитывался «иной план», «иной мир», но как некое сложное единство планов – формального и существенного. Грани этого единства были крайне туманными и расплыв­чатыми, обоснование его в теоретических статьях–сложным и противоречивым. Символический образ потенциально всегда тяготел к превращению в образ-знак, несущий в себе мистическую идею. Символ, в понимании А. Белого, имел трехчленный состав: символ – как образ видимости, конкретное, жизненное впечатление; символ – как аллегория, отвлечение впечатления от индивидуального; символ - как образ вечности, знак «иного мира», т. е. процесс символизации представляется ему как отвлечение конкретного в область надреального. Дополняя А. Белого, Вяч. Иванов писал о неисчерпаемости символа, его беспредельности в своем значении.

Сложные обоснования сущности символизма и символа Эллис свел к простой и четкой формуле. В ней связь искусства с теософией (против чего всегда протестовал Брюсов) объявлялась нерасторжимой. «Сущ­ность символизма,– писал Эллис ,– установление точных соответст­вий между видимым и невидимым мирами»[241].

Различное понимание символа сказалось в его конкретном поэти­ческом «употреблении». В поэзии А. Белого, раннего Блока символы, обособляясь и абстрагируясь от первоначальных значений, получали относительную самостоятельность и превращались в аллегорию, по­строенную на контрасте, полярности, отражающей двуплановость ху­дожественного мышления поэта, на противопоставлении мира реальности и мечты, гибели и возрождения, веры и иронии над верой. Двуплановость художественного мышления обусловила широкое рас­пространение в поэзии и прозе символистов иронического гротеска, заостряющего противопоставление «планов», гротеска, столь характер­ного, в частности, для творчества А. Белого. Причем, как очевидно, основания символистского гротеска лежали в иной сфере, чем гротеск реалистической литературы.

Особенности символистского метода и стиля проявились с наи­большей отчетливостью в символистской драматургии и символист­ском театре, в котором сценическое действие стало призрачным видением, уподобившимся сну, актер – марионеткой, управляемой авторской идеей.

Общеэстетические установки определили подход художников сим­волизма к поэтическому слову. Символисты исходили из принципи­ального разрыва между поэтической речью и логическим мышлением: понятийное мышление может дать лишь рассудочное познание внешнего мира, познание же высшей реальности может быть только инту­итивным и достигнуто не на языке понятий, а в словах-образах, символах. Этим объясняется тяготение поэтов-символистов к речи подчеркнуто литературной, «жреческому» языку.

Основным стилистическим признаком символистской поэзии ста­новится метафора, смысл которой обнаруживается обычно во втором ее члене, который мог развертываться в сложную, новую метафориче­скую цепь и жить своей самостоятельной жизнью. Такие метафоры нагнетали атмосферу, иррационального, перерастали в символ.

И странной близостью закованный,