Название: Возрастная психология - Абрамова Г.С.

Жанр: Психология

Рейтинг:

Просмотров: 1906

Когда я прочитала книгу Л.Никитиной "Учусь быть мамой", я подумала о том, что этой женщине хватило мужества признаться в том, что женское понимание, терпимость и теплота даются ей, женщине, матери, с большим трудом, трудом над своей душой. Ей, душе, надо найти свою форму — слово, действие, образ, чтобы стать материнской. Кого-то уже наверняка заставило поморщиться слово "труд", но труд — это напряжение, которое обязательно должно смениться качественно новым состоянием, приобрести направленность и смысл для самого человека. Человек как бы находит через это напряжение новое в себе, но только в том случае, если не убегает от Цели, если не снимает его пресловутой разрядкой, а превращает в свое новое качество. Как это делать? Ответов на вопрос бесконечно много, но во всех ответах есть общее. Я назвала бы его, это общее, бесстрашием перед самим собой, бесстрашием перед риском изменения самого себя в отношениях с другим человеком.

Риск заключается в том, что под влиянием, под воздействием другого человека есть большой соблазн впасть в однуиз крайностей: следовать за другим человеком, принимая на веру все его действия и помыслы или полностью не замечать существование другого человека, ориентируясь только на собственное Я, гипертрофированное, затмевающее все пространство отношений с другими. Выбирать между этими полюсами трудно. Трудность заключается в том, что психическая жизнь каждого человека, если он живет этой жизнью, предполагает определенную психологическую дистанцию с другим, да и самим собой. Психологическая дистанция включает особые действия человека по ее установлению и сохранению. Эти действия и их направленность можно выразить следующим образом, описывая возможные переживания человека при установлении и сохранении психологической дистанции: "Я хочу быть с этим человеком (или людьми), они понимают меня, с ними я живу полной жизнью, я чувствую себя свободным и уверенным в том, что я нужен так же, как эти люди нужны мне". Переживание понимания как главного содержания психологической дистанции предполагает, на мой взгляд, введение меры воздействия на другого человека. Если понимание включает и свой внутренний мир, то оно связано и с мерой воздействия на себя тоже.

Использование этой меры воздействия на себя и на другого человека, создание этой меры и характеризует действия по установлению психологической дистанции. Содержание их может быть разным, но направленность одна. Цели можно описать как воздействие на себя и на другого. Простое наблюдение показывает их существование: принятие решения о том, чтобы курить или не курить, употреблять нецензурные слова или не употреблять, воровать или не воровать... Бить ребенка или не бить, копить или дарить, сохранить или выбросить... Каждое действие имеет свою противоположность — выбрать свой вектор действия, выбрать свою меру, а значит, рискнуть, значит, не только осуществить свое право на выбор, но и конкретизировать его в виде меры воздействия на самого себя и другого человека.

Эта мера обладает удивительным свойством, она существует до начала реального действия как переживание ценности другого человека, как переживание ценности себя, своих качеств. Это особое переживание, которое обладает свойством разрешать или запрещать как самому человеку, так и другим людям воздействие на свойства внутреннего мира, хотелось бы сказать, что это переживание регулирует глубину вмешательства в пространство психической жизни человека (думается, что это относится как к воздействию другого человека, так и к самовоздействию). Навсегда запомнился факт из биографии Анны Андреевны Ахматовой. Биограф отмечал, что она держала себя с таким достоинством, что даже в переполненном автобусе никто не решался ее толкнуть. Думаю, что это как раз о существовании психологической дистанции, о мере воздействия на себя и о риске быть, быть собой...

Об этом и романы М. Замятина "Мы", Дж. Оруэлла "1984". Об этом — о грани между Я и не—Я, о мере принятия воздействия другого человека, о степени риска быть человеком... Позволю себе еще одну цитату:

"— Уинстон, как человек утверждает свою власть над другими?

Уинстон подумал.

— Заставляя его страдать, — сказал он.

— Совершенно верно, заставляя его страдать. Послушания не достаточно. Если человек не страдает, как вы можете быть уверены, что он исполняет вашу волю, а не свою собственную?"

Это Дж. Оруэлл — человек, который дал возможность почувствовать вместе с его героями абсурдность и одновременно притягательность власти над другим, власти, разрушающей хрупкое психологическое пространство Я, власти, создающей мощное, организованное психологическое поле Мы, где нет проблемы психологической дистанции, где каждый человек включен в жизнь других, как часть в целое, как деталь в устройство машины, работающей по заданной программе. Деталь и часть имеют смысл только тогда, когда есть целое — мы, другие. Иначе она теряет право на возможность быть.

Страдание — признак сопротивления власти, признак наличия другого, стремящегося к сохранению своей целостности, своей неоднозначности, своей возможности... Сила этого сопротивления приближается к возвышенному значению страдания, к принятию его человеком как своеобразной платы за собственное Я, за возможность иметь это Я, за возможность проявлять его в отношении с другими людьми через дистанцию с ними, даже с самыми любимыми и единственными, единение с которыми не означает исчезновения Я, а приводит к его полному проявлению и развитию.

И эта возможность быть собой становится реальностью отношений с другими людьми, реальностью отношения к себе, если она содержит обобщенное представление о человеке как долженствование, обращенное к самому себе. Это долженствование идеала, долженствование будущего, которые невозможны без настоящего, невозможны без прошлого. Этот идеал, этот образ человека конкретен, хотя это конкретность не предмета, а чувства, не конкретность ощущения, а скорее конкретность предчувствия себя как возможного. Если эта конкретность пропадает или не появляется у человека вообще, то о его жизни говорят, что он живет без руля и ветрил. Случайность, зависимость, сиюминутность всех его проявлений не оставляют впечатления глубины. О таких людях даже и говорят прямо — неглубокий, поверхностный человек, ветреный человек. Я бы сказала, что это человек настоящего времени, человек, чья перспектива рождается на миг восприятия и исчезает вместе с этим свершившимся мигом, закончившимся в следующее же мгновение. Для меня — это человек без идеала, без идеального, которое придает глубину жизни, связывая ее во время индивидуальной жизни, наполняя ее переживаниями, которые есть поиск и построение себя, своих отношений с другими людьми, своих отношений с миром.

Обобщенность и одновременно конкретность идеала проявляются в том, что он и переживается в качествах своих или другого человека. Поговорите сами с собой о своем будущем, поговорите с друзьями о том, как они понимают ценность человека, сама речь подскажет, что она почти не содержит глаголов, она будет включать прилагательные, говорящие о качестве не вполне конкретно. Прислушайтесь к ответам на вопрос: "Она (моя возможная спутница жизни) обязательно будет доброй, обаятельной, умной, самостоятельной, скромной..." И много-много других слов, таких же прекрасных и... неопределенных. Неопределенных до точного содержания, неопределенных до точного восприятия, но определенных в чувстве, определенных в сюжете перспективы. Качество надо узнать, соотнести свое ожидание с реальным, фактическим, осуществить некое усилие по воплощению своего ожидания идеала в отношениях с конкретным человеком в конкретных обстоятельствах жизни — своей и его.