Если при феодализме экономическая жизнь тяготела к нату­ральному хозяйству, то при капитализме широко развивается тор­говля, не только внутренняя, но и внешняя, а с приобретением колоний и освоением международных сообщений — и мировая.

В историко-культурном плане переход от феодализма к ка­питализму связан с так называемой эпохой Возрождения и по­рожденным этой эпохой национальным развитием.

Применительно к языку эпоха Возрождения выдвинула три основные проблемы: 1) создание и развитие национальных язы­ков, 2) изучение и освоение различных языков в международном масштабе, 3) пересмотр судьбы античного и средневекового лин­гвистического наследства.

Новая национальная культура, требующая единства и полно­го взаимопонимания всех членов нового общества, не может со­хранить языковую практику средневековья с его двуязычием, раздробленными поместными диалектами и мертвым литератур­ным языком. В противоположность языковой раздробленности феодального периода требуется единство языка всей нации, и этот общий язык не может быть мертвым, он должен быть спо­собным к гибкому и быстрому развитию.

У разных народов процесс складывания наций и националь­ных языков протекал в разные века, в разном темпе и с различ­ными результатами.

Это зависело прежде всего от интенсивности роста и распада феодальных отношений в данной стране, от состава населения и его географического распространения; немалую роль играли при этом и условия сообщения: так, государства морские (Италия, Голландия, Испания, позднее Франция и Англия) раньше всту­пают на путь капиталистического и национального развития, но в дальнейшем, например, в Италии, этот процесс надолго задер­живается, тогда как в Англии неуклонно развивается, вследствие чего Англия опережает Италию в развитии.

“Первой капиталистической нацией была Италия. Конец феодального средневековья, начало современной капиталисти­ческой эры отмечены колоссальной фигурой. Это — итальянец Данте, последний поэт средневековья и вместе с тем первый поэт нового времени”'.

Данте (1265—1321) написал книгу стихов “Новая жизнь” (“Vita nuova”), посвященных Беатриче (в 1290 г.), на итальянском, а не на латинском языке и в дальнейшем (1307—1308) выступил в защиту употребления нового национального литературного язы­ка в латинском трактате “О народном красноречии” (“De vulgari eloquentia”) и в итальянском “Пир” (“II convivio”), где он писал:

“Из тысячи знающих латынь один разумен; прочие пользуются своими знаниями, чтобы добиться денег и почестей”, поэтому он пишет не по-латински, а по-итальянски, так как “это язык не избранных, а огромного большинства”. По мнению Данте, на­родный язык благороднее латыни, так как это язык “природ­ный”, а латынь — язык “искусственный”. “Божественная коме­дия” Данте, сонеты Петрарки и “Декамерон” Боккаччо были блес­тящим доказательством преимущества нового национального языка.

На народном языке были написаны отчеты о великих путе­шествиях Колумба, Веспуччи и других. Философ Джордано Бру­но и ученый Галилей также перешли с латыни на национальный язык. Галилей оправдывал это так: “К чему нам вещи, написан­ные по-латыни, если обыкновенный человек с хорошим природ­ным умом не может их читать”.

Интересно отметить рассуждение Алессандро Читтолини в произведении под заглавием “В защиту народного языка” (1540), где говорится о том, что технические ремесленные термины нельзя выразить по-латыни, а этой терминологией “самый последний ремесленник и крестьянин располагает в гораздо больших раз­мерах, чем весь латинский словарь”2.

Таким образом, борьба за народный язык была основана на демократизации культуры.

Итальянский литературный язык сложился на почве тоскан­ских говоров в связи с преобладающими значениями тосканских городов и Флоренции на пути капиталистического развития.

Пути складывания национальных литературных языков мог­ли быть различными. Об этом писали Маркс и Энгельс в “Не­мецкой идеологии”: “В любом современном развитом языке ес­тественно возникшая речь возвысилась до национального языка отчасти благодаря историческому развитию языка из готового материала, как в романских и германских языках, отчасти благо­даря скрещиванию и смешению наций, как в английском языке, отчасти благодаря концентрации диалектов в единый националь­ный язык, обусловленной экономической и политической кон­центрацией”'.

Французский литературный язык может служить примером первого пути (“из готового материала”). Скрещивание народной (“вульгарной”) латыни с разными кельтскими диалектами на тер­ритории Галлии происходило еще в донациональную эпоху, и эпоха Возрождения застает уже сложившиеся французские диа­лекты, “патуа”, среди которых первенствующее значение благо­даря историческому развитию Франции получает диалект Иль-де-Франса с центром в Париже.

В 1539 г. ордонансом (приказом) Франциска I этот француз­ский национальный язык вводится как единственный государст­венный язык, что было направлено, с одной стороны, против средневековой латыни, а с другой — против местных диалектов. Группа французских писателей, объединенная в “Плеяду”, горя­чо пропагандирует новый литературный язык и намечает пути его обогащения и развития. Поэт Ронсар видел свою задачу в том, что он “создавал новые слова, возрождал старые”; он гово­рит: “Чем больше будет слов в нашем языке, тем он будет луч­ше”; обогащать язык можно и за счет заимствований из мертвых литературных языков и живых диалектов, воскрешать архаизмы, изобретать неологизмы. Практически все это показал Рабле в своем знаменитом произведении “Гаргантюа и Пантагрюэль”.