Название: Введение в языковедение - Реформатский А. А.

Жанр: Иностранные языки

Рейтинг:

Просмотров: 1282


Н. Я. Марр пытался объяснить происхождение русского слова сумерки из племенного названия шумер[155] (шумеры - древнейшее население междуречья Тигра и Евфрата), разлагая русское слово на сумер- (шумер) и -ки; здесь все невероятно и противоречит действительности: слово сумерки морфологически делится на при­ставку су- (из древнего ñѫ с носовым гласным [õ], ср. супруг, сугроб, сумятица, супесь и т. п.), корень -мерк- (ср. меркнуть) и флексию ; выделенная Марром часть –ки- - бессмыслица, невозможная исто­рически, так как к принадлежит корню; русское с никогда из ш не происходило (наоборот, ш в известных случаях происходило из с +j, ср. кусать - укушен, носить - ноша и т. п.); кроме того, шумеры никогда не имели никакого отношения к славянам и к их языку, а слово сумерки по значению вполне ясно: “состояние дня, близкое к тому, чтобы померкнуть” (су- означает “положе­ние около, рядом”: суводь - “боковое течение воды в реке”, су­песь - “почва рядом с песком” и т. д.).

Любому говорящему по-русски кажется, что слово зонтик произошло от слова зонт, какстолик - от стол, ротик - от рот и т. п. Можно построить такую пропорцию: ротик: рот = зонтик: зонт. Но, тем не менее, слово зонтик не происходит от слова зонт, а, наоборот, зонт происходит от зонтик. Слово зонтик появилось при Петре I, а зонт - позднее, так как зонтик - это усвоенное голландское слово zonnedeck - буквально “солнцепокрышка”, где в русской передаче з, о, н, к совпадают с оригиналом, но слабое е германских языков (murmel-e[156]) пропало, на месте же d подлин­ника в русском языке т (что вполне понятно, если знать соотно­шение германских и славянских звонких согласных), а е в последнем слоге заменилось на и, что опять-таки понятно, если учесть что безударные е и и в русском литературном языке совпадают, и например, то, что в слове ножичек надо писать е, а в слове мальчик - и, мы определяем по тому, что е в склонении “выпадает” ножичка (беглая гласная), а и сохраняется: мальчика; в новом слове зонтик гласная не выпадала, а тогда, значит, это и, и конец слова переосмыслялся по аналогии со словами столик, ротик и т.п. как суффикс уменьшительной формы -ик. Тогда основа без этого суффикса - неуменьшительная форма, откуда и возникло “фантастическое слово” зонт по пропорции: столик: стол = зонтик: х, а х = зонт.

Незнающему звуковых соответствий родственных языков ка­жется, что русское слово начальник и польское naczelnik - “на­чальник” - то же слово по происхождению, но это неверно. Если бы это были слова от того же корня, то в польском слове после cz должна бы быть носовая гласная, так как русское начальник того же корня, что и начало, и имело раньше корень ÷à - с носовым гласным [ē]; польское же слово происходит от того же корня, что и czoło - “лоб”, ср. древнерусское и церковнославянское чело[157].

Зато кажущееся нелингвисту невозможным сопоставление немецкого слова Elephant [элефант] - “слон” и русского верблюд, где о “созвучии” говорить трудно, лингвист берется свести к одному источнику и доказать, что по происхождению это то же слово.

Немецкое Elephants французского elephant [элефã], восходя­щего к латинскому elephantus [элефантус] с тем же значением, в латинском же - из греческого elephas, в косвенных падежах ос­нова elephant = современное русское верблюд, из более раннего велблюд, и еще раньше âåëáë<äú (ср. польское wielbłąd), в кото­ром второе л возникло под влиянием áë<äèòè - “блуждать”, т. е. когда-то было âåëá<äú, что происходит из готского ulbandus с тем же значением; готское же ulbandus из латинского elephantus, которое восходит к греческому elephantos, в греческом это слово, очевидно, из арабского al ephas, что, может быть, в свою очередь идет из древнеегипетского[158]. Таким образом, позднейшее отсутст­вие “созвучия” сведено в соответствии с законами звуковых из­менений к бывшему не только созвучию, но и звуковому тожест­ву. Остается еще одна трудность - значение; но, зная переходы по функции, можно просто объяснить, что первоначально это слово обозначало “слона”, позднее же в той же функции (“тяже­ловоз”) появился “верблюд”, и старое название перешло на него со значением “слона” это слово сохранилось в поздней латыни и оттуда вошло в западноевропейские языки, а со значением “вер­блюда”, пережив указанные фонетические изменения, через го­тов пришло в славянские языки.

Для понимания этимологии возгласа караул! надо сопоставить его с названием стражи караул[159], что пришло из тюркских языков, где это было сочетанием повелительного наклонения и прямого дополнения с значением “охраняй аул” - кара авыл. Слово трол­лейбус заимствовано из английского языка, где trolley означает “про­вод”, a -bus - конец слова omnibus - “омнибус” из латинского местоимения omnes - “все” в дательном падеже; это -bus “отко­лолось” и стало как бы суффиксом в названиях видов транспорта: омнибус, автобус, троллейбус[160].

Но для правильного этимологизирования часто бывает мало только лингвистических знаний, особенно когда в изменениях участвуют метонимии, основанные не на связи понятий, а на связи вещей. Тогда лингвисту приходит на помощь историк. Лин­гвист может объяснить, что слово затрапезный происходит от слова трапеза - “обед”, “еда”, происходящего от греческого trapedza - “стол”, но почему оно означает “захудалый”, “второсортный”, когда к обеду переодеваются в чистое платье, остается непонятным. Историк разъясняет, что затрапезный происходит не прямо от слова трапеза, а от слова затрапез или затрапеза - “дешевая пестрядинная ткань”, изготовлявшаяся фабрикантом по фамилии Затрапезнов[161].

Или другой пример: лингвист может объяснить, что глаголы объегорить и подкузьмить - синонимы, оба значат “обжулить” и образованы от собственных имен Егор и Кузьма, которые происхо­дят от греческих Geōrgios из нарицательного geōrgos - “земледелец” и Kosma от глагола kosmeō - “украшаю” (того же корня, что и космос, косметика). Однако почему же все-таки объегорить и под­кузьмить означают “обжулить”, остается неясным, и лингвист далее бессилен что-либо объяснить. Приходит на помощь историк и разъ­ясняет, что дело не в самих именах, а в Егоръевом и Кузьмине дне, когда до введения крепостного права на Руси крестьяне могли пере­ходить от барина к барину и рядились весной на Егория, а расчет получали на Кузьму (осенью), староста же норовил их дважды обжу­лить: 23 апреля на Егория объегорить, а 1 ноября на Кузьму и подкузьмить[162].

Этимологизирование по первому попавшемуся созвучию, без учета фонетических законов, способов перехода значений и грам­матического состава и его изменений и переосмысление неиз­вестного или малопонятного слова по случайному сходству с бо­лее известным и понятным (часто связанное и с переделкой зву­кового вида слова) называется в языковедении народной этимологией.

Так, тот, кто думает, что деревня потому так называется, что деревенские дома строятся из дерева (а городские - каменные), производит народную этимологию. На самом деле деревням дереву не имеет никакого отношения. В значении “селение” слово дерев­ня стало употребляться поздно, ранее оно значило “двор”, еще раньше - “пахотное поле” (ср. в “Домострое”, XVI в. “пахать деревню”) и, наконец, в наиболее древних памятниках - “очи­щенное от леса (т. е. как раз от деревьев!) место для нивы”; с этим сопоставляется литовское dirvá - “нива” и санскритское durva - “род проса”, что, очевидно, является самым древним значением этого корня (“нива” - уже метонимия). Русское же слово дерево сопоставляется с литовским dervá - “сосна”, с бретонским deruenn - “дуб” и т. п. (русское дерево - синекдоха: род по виду).


Оцените книгу: 1 2 3 4 5