Название: Психология человеческой жизни - Абрамова Г. С.

Жанр: Психология

Рейтинг:

Просмотров: 730


Софья умеет общаться, умеет разговаривать. У нее нет проблем с выбором тем для общения, есть проблема ограниченных сил для общения. Надо видеть, как она преображается, когда говорит, находя общение интересным, — она сияет, как сияют влюбленные люди при встрече друг с другом.

Она знает чувство любви и благодарит Бога за то, что оно было в ее жизни, что оно есть в ее жизни. Она любила и любит своих мужей. Семейная жизнь и любовь не всегда находят друг друга.

Сегодня, сейчас она делает очередной номер своего журнала и ищет для него деньги, посмеивается в душе, когда ее авторы предлагают ей послать статью факсом или электронной почтой. Этих технических «новшеств» у нее нет. Вся ее редакция — это ее дом, где со своего рабочего места — от стола с пишущей машинкой — она может видеть два лица — лицо Христа и лицо Эйнштейна. Они оба необходимы ей, чтобы...

Я думаю, что в Международном клубе Дон-Кихотов не ошиблись ввыборе нового члена. Софья, моя Софья, из тех людей, которые чувствуют свою личную причастность к решению мировых проблем и смело решают их, пугаясь только тогда, когда мировая проблема превращается в простенькую, будничную жизненную задачу.

Для Софьи мировые проблемы — это не метафора и не абстракция, это — возможность обустройства человеческой жизни по тем честным правилам, которые составляют основу социалистического мышления. Свобода, равенство, братство, счастье. Эти слова, понятия были для нее обоснованием отношений с людьми, действий, мыслей о себе и о людях. Они вносили в ее жизнь то необходимое бесстрашие, которое дается человеку, пережившему встречу с вечностью. Идеи социализма, коммунизма, как мне думается, привлекательны для честных и горячих людей тем, что создают такой предмет их деятельности, их Я-усилий, который не предполагает завершенности. Он — сама вечность, история, воплощенная, воплощаемая мечта человечества о своей сущности.

Когда Софья испугалась смерти и стала по-детски бороться с ней, с течением времени она встретилась с необходимостью иметь концепцию смерти, которой у нее, занятой проблемами жизни, не было.

Концепция смерти такое же важное психологическое образование, как и концепция жизни.

Софья не отвечала на вопросы моего интервью, она рассказывала о себе, я записывала... Главное читателю уже известно. Это жажда жизни, совершенной жизни, устроенной общими усилиями, вера в возможность такой жизни, основанной на общности человеческих идей, которые организуют жизнь.

Кто-то может назвать это любовью к абстракциям, кто-то — любовью к истине, кто-то утопией... Можно найти много слов, чтобы ими уничтожить или принизить существование вечного, превратить его в ничтожно временное и безусловно примитивное... Это называется цинизмом.

Я пишу в жанре романтической психологии и хочу увидеть в Софье то, что делает ее уникальным, жизнелюбивым человеком, хочу увидеть и описать целостность ее натуры, реагирующей болью на несовершенство жизни, которая, по ее мнению, должна (обязательно должна) быть иной, лучшей...

Мне думается, что в понимании ее натуры могут помочь работы, в которых мне встретились важные для понимания человеческой жизни идеи о роли и месте концепции смерти в психической реальности человека (Хайдеггер М. Бытие и время. — М., 1997; Кьеркегор С. Страх и трепет. — М., 1993; Арьес Ф. Человек перед лицом смерти.—М., 1992).

У С. Кьеркегора есть классификация отчаяния в категориях осознания, которая, по-моему, позволяет описать страх смерти у Софьи как отчаяние относительно вечного или же в самом себе. С.Кьеркегор считает, что истинной формулой всякого отчаяния является отчаяние относительно вечного в вещах и в самом себе: «...Однако на деле его отчаяние относится к вечности; ибо как раз придавая такое значение временному или, определеннее, временным вещам или же изначально растягивая это значение, пока оно не покроет собою целокупность всего временного, он все же отчаивается относительно вечности» (с. 293—295).

В этом случае человек отчаивается в своей слабости.

Софья в своем отчаянии перед рухнувшей жизнью, когда исчезло все, что ее составляло, когда остались только тело да дом, а все остальное или остальные изменились до неузнаваемости, встретилась с истинной формулой отчаяния.

Мудрый Кьеркегор знал, что бывает с человеком, когда он переживает это отчаяние. Страницы его работы, которые я процитировала с психологической точностью узнавания, описывают то, что сегодня психологи пытаются назвать личностным ростом, личностной трансформацией, обретением целостности Я, переструктурированием психической реальности, изменением картины мира, J?-концепцией.

В жизни Софьи это был ее прорыв из отчаяния и депрессии к спасению своего дела, себя, своего Я.

С. Кьеркегор описывал это в таких необходимых для понимания жизни понятиях, как «временное» и «вечное». У него можно прочесть о том, что происходило с Софьей: «Отчаявшийся сам видит свою слабость в том, чтобы принимать близко к сердцу временное, т.е. собственную слабость, в силу которой он отчаивается. Однако вместо того, чтобы искренне повернуть от отчаяния к вере, унижаясь перед Богом в этой слабости, он еще глубже погружается в отчаяние и отчаивается в этой слабости. От этого его точка зрения меняется: все более осознавая свое отчаяние, он знает теперь, что отчаивается относительно вечного, что отчаивается в самом себе, в своей слабости придавать слишком большое значение временному — это для отчаяния тождественно потере вечности и своего Я. Здесь происходит возрастание. Сначала в осознании Я, ибо отчаиваться относительно вечного невозможно без некой идеи Я, без той идеи, которая у него есть или была о вечности в самом себе. А чтобы отчаяться в себе самом, необходимо также осознать, что он имеет Я, ведь это как раз то, в чем отчаивается человек, — не во временном или во временных вещах, но в самом себе...

Наконец, отметим здесь еще одно продвижение вперед. Само возрастание напряженности в некотором смысле сближает это отчаяние со спасением. Ибо сама его глубина уберегает его от забвения, от легкого зарубцевания — поэтому оно всегда сохраняет шанс на спасение...»

Этот шанс Софья использовала в эмоциональном общении с друзьями, с теми, кто не предал, кто был рядом с ней, кто мог, хотел и умел ее слушать. Слушать отчаянные монологи сильного человека, переживающего встречу с вечностью в самом себе.

Нет, она не бабушка социализма, она — страстная, целостная натура, сила жизни которой позволяет ей чувствовать свою причастность к миру, к той вечности, которая в нем заключена.


Оцените книгу: 1 2 3 4 5