Название: История и культурология

Жанр: История

Рейтинг:

Просмотров: 3075


8.5. художественная культура и искусство

 

Русская культура – это, по выражению Д.С. Лихачева, громадное разнообразие возможностей, идущее от множества истоков – учителей. До принятия христианства в Х в. культура Руси имела многовековую историю. Уникальный памятник – самый большой древнерусский курган вблизи Чернигова, получивший в местной традиции название «Черная могила» (уникальны не только его размеры – высота 11 метров и устройство насыпи, но и обрядность, а также погребальный инвентарь), обнаруживает все разнообразие внешних и внутренних связей Древней Руси: восточноевропейский доспех, славянская керамика, скандинавский сидячий божок, византийские монеты и т.д. Оформление вещей из Чернигова, в частности оковки питьевого рога, позволяет проследить хазарское наследие, включавшее иранскую традицию, в отдаленной перспективе – скифскую. Такая концентрация культурных импульсов была свойственна формирующейся древнерусской культуре в целом. Иными словами, магистральным направлением в развитии культуры можно считать процесс этнокультурного синтеза – восприятия и переработки на русской основе различных этнических традиций. Это касается и собственно этнических процессов – сложения древнерусской народности, и процессов социальных – сложения государства и права, и материальной культуры. Усвоение или преодоление различныхэтнокультурных импульсов, их «отбор» были тесно связаны с задачами становления государственной идеологии.

В результате крещения культура всей Руси претерпевает существенные изменения. На рубеже X-XI вв. происходит своеобразный «культурный переворот». На всей территории государства развернулся процесс трансформации традиционно языческой культуры, встретившейся с культурой Византии. Смешение старого и нового привело к формированию на славянской основе феномена древнерусской культуры, ее расцвету, получившему в XI-XII вв. название золотого века. Но следует отметить, что, в отличие от религии и основных философских знаний, принятых Русью из Византии и не менявшихся до XVII в., в области художественной культуры Русь начала сразу вырабатывать самостоятельные формы. Так, к началу XII в. блестящих успехов достигла оригинальная русская литература и прежде всего летописание, которое, даже с учетом использования сведений и материалов византийских хроник, ни в коей мере не являлось подражанием им. Разительно отличались летописи и от западноевропейских анналов. Если летописи Древней Руси и наиболее последовательно «Повесть временных лет» (1113) были воплощением осознания возникновения нового народа и его самосознания, то летописи Московской Руси (Лицевой свод и др.) имели целью собрать и сохранить всю предшествующую традицию, что свидетельствовало о высоком развитии чувства исторической памяти, неотделимой от чувства исторической ответственности.

Из Византии на Русь пришла и крестово-купольная система. Бесспорно, что первые каменные храмы строили греческие мастера, но при этом замысел построек был продиктован заказчиком. Его техническое осуществление привело к своеобразным особенностям, позволяющим говорить о становлении русской школы архитектуры. Сюда можно отнести многонефность, галереи, угловые башни, многоглавие и общую пирамидальную композицию, создаваемую ступенчатым повышением объемов от периферии к центральной главе.

До XII в., времени утверждения христианства, в архитектуре господствовал стиль, названный Д.С. Лихачевым монументальным историзмом. Он адекватно выражал дух эпохи – «героической эпохи», по Б.Д. Грекову, «империи Рюриковичей», по К. Марксу. С началом феодальной раздробленности (20-е годы XII в.) в архитектуре бурно развивался придворно-княжеский жанр. Повсеместно на княжеских дворах строятся более компактные («кубические») храмы, увенчанные (обязательно) одной главой. Несмотря на то, что лаконичная кубическая композиция одноглавого храма, казалось бы, не давала никакой свободы творчества, в архитектуре тем не менее складываются местные школы. Стремление возвестить о могуществе княжества сопровождалось своего рода архитектурным соперничеством между Черниговом, Владимиром, Новгородом, Полоцком и др.

Причину подъема живописи Киевской Руси часто усматривают в работе приезжих греческих мастеров, в появлении новых красочных материалов и т.д. Но все это могло дать плоды только в условиях местной расположенности к новому искусству, его понимания. Одним из главных приобретений древнерусского искусства было овладение сложным живописным мышлением, сформировавшимся в Византии, системой храмовой живописи, которая была усвоена Киевской Русью, что подтверждают, в частности, росписи Софийского собора. Особенность внутреннего убранства храма – соединение мозаик и фресок – было незнакомо византийской традиции. Безусловно, тон здесь (особенно в мозаиках) задавали греческие художники, но поразительна быстрота, с какой новое искусство усвоили русские мастера. Среди них уже в XII в. славился Алимпий, которому приписывали большую, поразительной красоты икону «Богоматерь Великая Панагия».

Стиль живописи XI в. характеризуется монументализмом, который проявлялся не только в очень крупных размерах фигур (в Киевской Софии до 5,5 метров), но и в целостной их цветовой моделировке, без излишних дробных складок в одежде, в крупных ясных чертах ликов. Столь эпические образы редки даже для византийского искусства.

Сложение архитектурных школ сопровождалось дифференциацией единого живописного потока (в XI в. общерусская линия выдерживалась определеннее). Наметилось две линии: «греко-фильствующая» и собственно русская. Первая представлена сложнейшими росписями Спасо-Преображенского храма Мирожского монастыря, придворного Дмитриевского собора во Владимире (конец XII в.). Среди работавших на Руси византийских монументалистов были и иконописцы. Хотя эти специальности строго не разделялись, все же не все монументалисты хорошо владели более мелким иконным письмом. Во второй половине XII в. было создано немало икон высокого стиля: «Дмитрий Солунский», «Спас Нерукотворный», «Ангел Златы Власы», «Устюжское Благовещение» и ряд других. Все эти произведения местные, а не привозные, что свидетельствует о том, что на Руси XII в. не было снижения искусства, что иногда связывают с феодальной раздробленностью.

Наряду с этим направлением, в рассматриваемое время набирала силу живопись с явными чертами «русификации», т.е. живопись, в которой строгий византийский стиль как бы наполнялся более конкретными, земными чертами. Сложился это стиль не сразу. Еще в 60-70-е годы XII в. наметился отход от классического византийского стиля как в системе, так и в формальных признаках. Вместо строго (прозрачной) константинопольской системы появилось сгущение сюжетов, соединение стенописи с росписью, имитирующей иконы. Стали шире применять прием, получивший название «ковровости», орнаментализацию линий, упрощение и огрубление фигур, графичность. Лики святых заметно «славянизируются». Поскольку эти черты были характерны для росписи (церковь Георгия в Старой Ладоге, церковь Спаса Преображения на Нередице) и икон («Никола», «Знамение» и др.) Новгорода, Пскова и Ладоги, которые представляли тогда почти всю русскую живопись, то этот стиль можно назвать русским. С падением в 1204 г. Константинополя местное русское творчество окрепло, что и помогло ему перенести ордынское нашествие.

Таким образом, древнерусская культура до нашествия монголов являла яркую и цельную картину. Сравнительно легко расставшись с языческими капищами и стоящими на них идолами, но сохранив дух жизнеутверждения, свойственный славянам-язычникам, она восприняла идущие из Византии духовные ценности без излишне теософской рационалистичности, что не привело к антагонизму с народной культурой. Язычество как религия, как культ изживалось медленно, но главные его эстетические ценности – чувство единения с природой, поэтика природы, поэтика художественного творчества – сохранились и стали живительной силой нового искусства. Культура XI–начала XII вв. отражала идею единства Русской земли, новые представления о Руси как неотъемлемой части всемирной истории. Стилем этой эпохи был монументальный историзм, который по духу Д.С. Лихачев назвал «своей античностью»*.

* См.: Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3 т. М.: Наука, 1987. С. 113.

 

Вместе со снижением вселенского значения архитектуры и живописи происходила конкретизация художественных программ в соответствии с условиями местной жизни. На этом интересном этапе развитие русской культуры было заторможено ордынским нашествием.

Монголо-татарское нашествие тяжело ударило по естественному развитию русской культуры, а уничтожив многие памятники письменности, зодчества, иконописи, почти прервало необходимую традиционность в работе мастеров культуры, оказало огромное влияние и на социальную психологию российского населения. После шока первых десятилетий постепенно начинается накопление сил, причем не в каком-либо одном центре, а в ряде городов – Новгороде, Пскове, Твери, Москве, претендующих на главную роль в жизни Руси. Это еще не могло вылиться в какую-то единую линию общественного сознания и художественного творчества. Поэтому многие черты, например в архитектуре, рождались психологией заказчика. Поскольку заказчиками в Новгороде и Пскове выступали боярско-купеческие круги, подчас целыми улицами, то этот архитектурный жанр можно охарактеризовать как уличанский. Ему присущи кубическая компактность, интимность внутреннего пространства, простоватость наружного декора. Это церкви: Спаса на Ковалеве (1345), Успения на Волотовом поле (1352), Федора Стратилата на Ручью (1360), Спаса Преображения на Ильине улице (1374) и др. В Москве же и московской округе, где было много княжеских гнезд, расцвел придворно-княжеский жанр. Иван Калита строит в Кремле церкви Иоанна Лествичника (1329) и Спаса и Бору, Дмитрий Донской – Воскресенскую, Городищенскую и Успенскую церкви в Коломне (вторая половина XIV в.) и др. За московскими князьями тянутся другие князья, а также монастыри – Троице-Сергиев, Спасо-Андроников и др. Когда-то И.Э. Грабарь противопоставлял «мужицкий» облик новгородско-псковской архитектуры «аристократическому» владимиро-суздальскому.

Живопись развивалась в едином русле с архитектурой. В иконописи Новгорода и Пскова идущие от Византии черты строгости и возвышенности заметно ослабли, в образах святых, композиции, колорите усилились местные особенности – неподвижность фигур, асимметричность, орнаментальность. Появляется диспропорция между центральной и боковыми фигурами. Вместо тонкой свето-теневой моделировки предпочитается красочность, похожая на аппликацию. Нередки краснофонные иконы. В живописи Средней Руси гораздо заметнее домонгольские традиции, но первые шаги и здесь отличались известной самобытностью.

Новым для русской живописи XIV в. было вторичное сближение с искусством Византии, переживавшим (после «никейской эмиграции») последний период расцвета, известный под названием «палеологовский Ренессанс». Но это сближение со стороны русского искусства уже не было ученическим. И Новгород с Псковом, и Москва с Ростовом, Тверью и другими среднерусскими городами обладали своим достаточно развитым искусством. Поскольку оно развивалось в разной социальной среде: в Новгороде и Пскове – в боярско-купеческой, а в Москве и Подмосковье – в княжеско-церковной, то и византийские «импульсы» были различными.

Демократическая боярско-купеческая среда была более открыта к восприятию живописи широкого стиля; московским и подмосковным феодальным кругам больше нравилось искусство придворного, утонченного характера.

В живописи XIV в. постепенно увеличивается эмоциональное, экспресивно-психологическое и вместе с тем живописное начало. При этом новгородско-псковская живопись склонялась к большей внешней свободе стиля, а московская – к известной сдержанности. Кроме социальной специфики к этому толкала и сама архитектура, храмовый интерьер. В Новгороде и Пскове это были тесноватые уютные пространства с неярким освещением, а в Москве – возносящиеся ввысь хорошо освещенные стены.

Развитие культуры Руси в период со второй половины XIV по XV в. вызывает споры среди специалистов. Сомнений в том, что это было время расцвета культуры Московского государства, у них не возникает, однако по принципиальному вопросу – уровню этого расцвета, высоте культуры – имеются значительные расхождения. Д.С. Лихачев предложил считать XIV- XV вв. временем Предвозрождения, но оговорился, что Возрождения на Руси не произошло – этому помешало стремительное становление государственности, отнимавшее силы у культуры, а также гибель городов-республик Новгорода и Пскова, где зародыши Возрождения были особенно сильны. Мощью церковной организации, поддержанной светской властью, были подавлены ереси и антиклерикальные течения, что также упрощало русло культуры. Вопрос этот не нашел пока достаточно полного освещения и остается дискуссионным.

В истории русской культуры трудно найти периоды, когда бы все ее сферы развивались равномерно. Вторая половина XIV– XV вв.– это время расцвета иконописи. Как известно, православие крепче и глубже всего было воспринято славянами на художественно-эстетическом уровне. Иконы пришли на Русь из Византии и обрели здесь чрезвычайно плодотворную среду. Своеобразный «иконоцентризм» средневековой русской культуры выразился в том, что сложные мировоззренческие проблемы отображались у нас не столько в словесной форме, богословами, сколько иконописцами в художественных образах. На протяжении всего средневековья на Руси практически нет тенденций оригинального развития философии или богословия. Поэтому представления об «интеллектуальном молчании» Древней Руси в определенном смысле оправданы: древнерусскому сознанию свойственно эстетическое переживание мира. Любая икона – «особый вид церковного предания в красках и образах», по определению отца Сергия Булгакова. Икона удивительно полно выразила особенности русского православия, которое отличается радостным, светлым характером мирочувствования. Именно в ней русским художникам удалось полностью отразить характер страны и народа, подняться до высот мировой культуры.

С середины XIV и до конца XV в. жили и творили корифеи иконописи Феофан Грек, Андрей Рублев и Дионисий. Могучий темперамент Феофана, работавшего с 70-х годов XIV в. в Новгороде, а затем в Москве, свидетельствовал о силе индивидуального начала, выходящего за пределы средневековья, о заметном раздвигании рамок канона. Его новгородские многофигурные композиции пронизаны динамизмом, психологизмом, экспрессией. Присущие стилю мастера знаменитые светоносные «блики», или «рефлексы», как бы выхватывают фигуры из мрака молний.

Показательно, однако, что манера византийского мастера не затронула русского художника Андрея Рублева, хотя при росписи Благовещенского собора в Московском Кремле (1405) они работали вместе. К этому времени, и прежде всего в Москве, сложились новая историческая обстановка, новые эстетические запросы, новый оттенок в стиле. Москва становится художественным центром Руси. По количеству новых построек, монументальных росписей и станковых произведений (икон) она занимает первое место. Теперь все местные «школы», кто больше, кто меньше, испытывают влияние Москвы, и по степени этого влияния определяется их роль в формировании общерусской культуры.

Мировоззрение Андрея Рублева сформировалось под влиянием национального подъема после Куликовской победы, мощной Духовной силы, которая вселяла веру в высокий идеал. Этой силой была вера в Человека. Увеличившийся именно в начале XV в. интерес ко всему национальному, к своему героическому прошлому, «своей античности» и создал тот стиль, который характеризует искусство «эпохи Андрея Рублева». Основными его тенденциями были стройная, уравновешенная, классическая пирамидальность и соответствующая ей округленность, тяготение к гармоническому пропорционированию (рублевские пропорции человеческой фигуры 1:9, что близко к канону Леонардо да Винчи и скульптуре Венеры Милосской*), идеальная просветленность образов, нежная колористическая сгармонированность. Иными словами, это было совершенно новое по сравнению с драматическим стилем Феофана Грека. Носителем нового стиля, его высокого качества был целый «круг Рублева» (Прохор с Городца, Даниил Черный и немало других живописцев). Это подтверждает, что он действительно был выражением духа времени.

* Проблемы синтеза искусства и архитектуры. Л., 1974. С. 56.

 

К середине XV в. искусство Андрея Рублева стало понемногу забываться. Лишь во второй половине столетия появился Дионисий. Становление его как художника приходится на время апофеоза Ивана III, его женитьбы на принцессе бывшего византийского двора, строительства нового Успенского собора Кремля и других событий централизующегося государства. Определяющими признаками его творческого метода стали увлечение внешней стороной в ущерб психологической разработке образа человека, «готизация палеологовских форм», проявившаяся в сверхудлинненых фигурах (1:10 и более) в знаменитой росписи храма Ферапонтова монастыря (начало XVI в.), высветление и тонкая нюансировка колорита, подчеркивание воздушной пространственности, стремление к изощренной красоте. Дионисий создал высокий стиль, является непревзойденным мастером и «хозяином» цвета, тонов необычайно светлых и чистых. Для него особенно характерны многофигурные сцены, праздничные картины многонародных торжеств, темы славы и величаний, отличающие Дионисия от мастеров предыдущей эпохи.

Процесс централизации государства развивался параллельно становлению единой общенациональной культуры, синтезирующей достижения местных школ в летописании, агиографии, книжной миниатюре, архитектуре, иконописи. На смену героям живописи шли титаны зодчества, прославившие в конце XV– XVI вв. культуру Московской Руси. Потрясенные их творениями иностранцы даже назвали русскую культуру «великим немым», подразумевая, что она сильнее всего проявилась в иконописи и зодчестве – искусствах внешне безмолвных.

Как только Москва стала во главе единого централизованного государства, что позволило сбросить монголо-татарское иго, возникла необходимость в возрождении больших монументальных форм. Создается ансамбль Московского Кремля. Итальянские архитекторы Аристотель Фиораванти, Алевиз Новый, Марко Фрязин и Пьетро Солари потому вписались в историю древнерусского искусства, что сумели почувствовать дух «древнерусской классики», внеся в нее ренессансную рациональность и чувственность, пришедшиеся по вкусу русским и оставившие глубокий след в русской культуре, особенно в архитектуре XVI в. Первая его половина ознаменовалась возведением шатровых храмов. Памятники этого времени овеяны духом чистоты геометрических форм (церковь Вознесения в селе Коломенском). В пропорционировании часто применяется «золотое» сечение. Шатровые храмы XVI в. впитали в себя и народную природу, и романо-готические реминисценции, и влияние образцов крепостной архитектуры, и общекультурную символику шатровой формы, идущую от христианской древности [2, с. 142]. Не случайно храм Покрова на Рву (Василия Блаженного) назывался современниками Новым Иерусалимом. Большей частью такие храмы воздвигались в память больших побед.

Классический, золотой век древнерусской живописи, отмеченный творчеством А. Рублева и его школы, сохраняет свои традиции на рубеже XV–XVI вв. в творчестве Дионисия, а затем уступает место искусству централизованного государства, пытающегося строго его регламентировать, подчиняя своим задачам и нуждам. Вопросы искусства (живописи) становятся предметом прений на церковных соборах и объектом постановлений одного из них – Стоглава.

Живопись XVI в.– это живопись переходной эпохи. Достижения XV в. утрачиваются, а новые явления наберут силу лишь в XVII в. Повествовательное и дидактическое начало окончательно торжествует над эмоционально-созерцательным, усиливается символизм, разрабатываются аллегорические сюжеты, рациональное соединяется с иррациональным. В известной степени это можно сопоставить с маньеризмом, который был порожден в эпоху падения Ренессанса*.

* См.: Лосев А.Ф. Эстетика возрождения. М.: Наука, 1987. С. 445-459

 

Но новые тенденции пробивали себе дорогу. Многие символико-космологические картины XVI в. пронизаны веяниями мирской жизни, напоминают жанровые бытовые сцены, что нередко вызывало отпор со стороны ревнителей ортодоксии. Сцены мучений изображаются с предельной экспрессией, что ведет к обогащению живописи динамикой, психологическими и колористическими композиционными контрастами, «элементами реалистичности», т.е. всем тем, что можно назвать «властью земли». Постепенно в искусстве развиваются тематическое разнообразие, интерес к сюжетам мировой и особенно русской истории. Примером может служить икона-картина «Церковь воинствующая», правильное название которой – «Благословенно воинство небесного царя». Это – апофеоз московского войска под предводительством Ивана Грозного после Казанской победы и триумфа Москвы. Показательны совершенно не иконная, горизонтально вытянутая форма и очень большие размеры произведения (144 х 396).

Различные миродержавные идеи, вселенские и космологические концепции, идеи государственности, а также династические интересы способствовали развитию чувства историзма, все более освобождавшегося от аллегорической формы (росписи Золотой палаты Кремлевского дворца в 1547-1552 гг.). Историзмом проникнут многотомный Лицевой летописный свод XVI в., насчитывающий 16 тысяч миниатюр.

В тесной связи с развитием исторического жанра XVI в. находится и эволюция портрета. Портретные фигуры русских князей заполняли росписи Золотой и Грановитой палат, соборов Московского Кремля. Эти портреты представляли попытки хотя бы внешней индивидуализации конкретных персонажей, что также нельзя назвать иконой. Большим новшеством было появление в росписи паперти Благовещенского храма изображений «эллинских мудрецов» – Аристотеля, Гомера, Вергилия и др.

Таким образом, хотя в искусстве XVI в. были утрачены многие эстетические ценности, это не было движением вспять. Без свойственного для XVI в. расширения содержания и формы, элементов реалистичности переход к стилю искусства XVII в. стал бы невозможным. Между тем именно эти черты в конце века привели к такому интересному явлению, как «строгановский стиль», отличавшийся утонченным декоративизмом. Он как бы возвращал себе эстетические ценности, ослабленные в XV в., хотя они уже не были их повторением.

Культурное развитие России XVII в. ознаменовалось существенными сдвигами, направление которых отмечено нарастающим ее «обмирщением», разрывом связи между религиозным и эстетическим сознанием.

В XVII в. передовые позиции в русской культуре принадлежали литературе, где протекали сложные и противоречивые процессы. Происходила борьба религиозного и светского начал. Церковные писатели в ряде случаев и сами создавали произведения мирского содержания. Но еще явственнее сказывалось развитие светских жанров литературных сочинений, прежде всего демократическо-сатирического направления, локализованного в городском посаде. Именно в этой среде возникают популярные повести о Ерше Ершовиче, Шемякином суде, о Горе и Злосчастии, близкие и понятные простому люду. Написанные колоритным языком, с народным юмором, они высмеивали бояр, судей-лихоимцев, жадных до наживы купцов. В оппозиционных официальной церкви кругах священнослужителей выдвигается такой талантливый и самобытный автор, как протопоп Аввакум. Его автобиографическое жизнеописание, отличавшееся образной речью, меткостью бытовых и психологических зарисовок, достоверностью описания русской жизни середины XVII в., было направлено против церковного синклита, самого царя, что снискало ему широкую известность.

К XVII столетию относятся первые сборники русских пословиц и поговорок. Отдавая должное труду, мирской жизни, честности, народные изречения не обходили острых социальных проблем, смыкаясь в этом отношении с посадской демократической литературой. Немаловажное значение в литературе занимали героико-патриотические произведения. Самую большую популярность приобрели «Сказание» Авраама Палицына, посвященное крестьянской войне и иностранной интервенции, и «Временник» Ивана Тимофеева, изображавший события русской истории от Ивана Грозного до Михаила Романова. Именно тогда повышение интереса к истории борьбы народа за свое освобождение вызвало появление множества списков «Сказания о Мамаевом побоище», в том числе иллюстрированных («лицевых») популярных сказаний о пятилетней героической обороне Азова донскими казаками.

В придворных кругах (особенно во второй половине XVII в.) получает распространение торжественно-панегирическая литература, посвященная коронованным особам по случаю знаменательных дней и событий (рождений, именин, военных побед). В поэтическом жанре наибольшую известность получили стихотворения Симеона Полоцкого. Он занял особое положение при дворе, для него устроили даже специальную («Верхнюю») типографию, которая издавала произведения этого одаренного и трудолюбивого автора.

На литературно-художественную жизнь в России второй половины XVII в. большое влияние оказало воссоединение с Украиной. На Русь переселилась большая группа украинских и белорусских писателей, художников, ученых. Так, хорват Юрий Крижанич написал здесь свои основные литературно-исторические и философские сочинения, отстаивая идею единства славянских народов под эгидой России.

Характеризуя итог литературного процесса в России второй половины XVII в., можно сказать, что наметился качественный сдвиг в художественном мироощущении, означавший переход к литературе Нового времени. Лишь в XVII в. литература начинает интересоваться внутренней жизнью людей, решать задачи художественного обобщения. Новые произведения пытаются повествовать не о единичном факте, а стремятся к созданию типического образа. Героями в них впервые становятся не только героические и идеальные личности, но и люди обычные, со своими реальными бедами и далеко не праведными чувствами. Время перемен вызвало к жизни целую когорту известных литераторов, произведения которых стали одним из истоков великой российской литературы Нового времени.

Под влиянием духа времени созревали черты нового стиля в архитектуре. Почти сразу после окончания Смутного времени наряду с культовым зодчеством стала набирать силу и гражданская архитектура. При этом и в культовом, и в гражданском зодчестве архитекторы руководствовались общими эстетическими принципами, так что главным признаком храма стали только купола, апсиды да колокольни. Архитектурно-художественный язык у них был единым.

Сошла на нет архитектура шатрового и столпообразного типа, как не отвечавшая посадскому духу времени. Исключение по-прежнему составляли храмы-памятники (мемориалы), связанные с идеями триумфа (Храм Архангела Михаила в Нижнем Новгороде был, по существу, мавзолеем Кузьмы Минина, а Покровский храм в Медведкове под Москвой прославлял князя Пожарского). Посадские храмы отличались сочным пластическим декором (фигурные наличники, пучковые полуколонки, паливные изразцы и т.д.), выглядели чрезвычайно «чувственно» по сравнению с классической строгостью архитектуры XVI в. (церковь Покрова в Филях, храмы в Хамовниках, Никитниках). Подобная декоративно-пластическая «одежда» была характерна и для гражданских построек, что уравнивало все виды архитектуры.

В литературе архитектура XVII в. получила название «московского барокко». Один из крупнейших исследователей древнерусского искусства Г.Н. Вагнер [4, с. 153], считая, что черты нового живописного стиля не настоящее барокко, определил стиль архитектуры XVII в. как барокко, выполняющий ренессансную функцию. Черты ренессансности он усматривает в элементах рационализма в архитектурном творчестве, началах этажности, своеобразной ордерности, умеренной масштабности, общем настроении радости, нарядности. От Ренессанса эту архитектуру отличает интуитивная народная эстетика, своеобразная прагматичность. В конце XVII в. русская архитектурная эстетика поднялась до более абстрактных художественных композиций, что и привело к началу барокко. Ранним памятником, построенным во владениях братьев Голицыных, стал знаменитый храм Знамения в Дубровицах.

Русская живопись XVII в. развивалась более сложным путем. Тесно связанная с религией, она не поддавалась так легко, как архитектура, мирским, светским воздействиям. Вместе с тем новые тенденции, переоценка ценностей вызвали кризисность творчества. Одним из первых ее испытали иконописцы, имевшие дело с ликом человека. В их среде и сложилось новое движение. Время выдвигало на первый план не идеального (совершенного) рублевского человека, а человека конкретного, живущего активной событийной жизнью. Художники XVII в. не могли не чувствовать острого несоответствия старых средств новым идеалам. Это заставляло их разрабатывать образы, не предусмотренные иконографией. Немалое значение здесь имел украинский и белорусский портрет, «опередивший» поиски русских художников в этом направлении.

Вторая четверть XVII в. отмечена первыми «парсунами» (царя Федора Иоановича, Скопина Шуйского и др.). Портретные тенденции привели к тому, что этот жанр занял вполне суверенное положение.

В стиле русской живописи XVII в. появляется реалистическое овладение сакральной тематикой (в Ильинской церкви в Ярославле Каин пашет землю русской сохой, ветхозаветные легенды развертываются на фоне лесистого северного пейзажа с елками), конкретизируется пространство, развивается принцип панорамности. Таким образом, все, что ранее обобщалось как бы «за кадром» или в «боковых кадрах», в XVII в. выплеснулось на расписываемую единую плоскость. Все частности и детали представлялись важными, поскольку посредством их передавалась картина «живой жизни». Именно протекающая перед глазами жизнь, а не «вечное» (мысленное) ставится во главу угла. Жизнь охватывалась «вширь». Это стало неписаной программой эстетики второй половины XVII в., прочно «заземлило» ее, дало почву не только портретному, но и пейзажному, бытовому жанру, даже натюрморту.

В живописи пробивали дорогу такие черты, как фиксация имен художников, жизнерадостность, утрата монументальности, повышенная динамика, акцент на колорит, прорыв к познанию действительности, к возможно точному отражению природы, что позволяет сопоставить их с эстетикой раннего Ренессанса [18]. Однако в живописи сохранялось еще много аллегоризма. Последний прочно удерживался в придворно-клерикальных кругах. «Вселенские» претензии церкви возрождали византинизм в прозападной форме с сильно развитыми элементами помпезности, царственного апофеоза, т.е. всего того, что было свойственно клерикальному крылу западноевропейского барокко.

Противопоставлять оба этих направления друг другу неверно, ибо они вели к более широкому охвату реальной действительности.

 

 

Русская культура XVII в. оставалась культурой средневекового общества, тесно связанной с религиозным восприятием и осмыслением мира. Вместе с тем зарождаются процессы секуляризации, развивается система противоборства двух тенденций – церковной и светской; для поступательного развития культуры привлекаются древнерусское и византийское наследие, явления современной европейской культуры.

Древнерусская культура (литература, архитектура, живопись, музыка) представляет нерасчленимое единство, что характерно для средневековья. Но в Древней Руси, в силу ее меньшей рационалистичности, теософичности (мы почти не обнаруживаем истории идей, теорий, концепций), оно особенно органично, пронизано духом единой гармонии. Развитие русской культуры было направлено не столько вперед, сколько вглубь и ввысь (к основам бытия и высотам духа). В лучших произведениях художников, писателей, зодчих XI–XVII вв. воплотилась эпоха, они стали символами, вобрав в себя чаяния и идеалы огромных слоев населения.

Характеристика средневековой Руси как последовательной смены фаз развития позволяет проследить все многообразие, многофакторность ее экономической жизни, политических изменений, духовной и художественной культуры. Это процессы динамические, изменяющиеся в своих внутренних пределах, вектор которых указывал в направлении трансформации средневекового культурно-исторического комплекса.

 


Оцените книгу: 1 2 3 4 5