Название: Лекции по древней русской истории до конца XVI века.

Жанр: История

Рейтинг:

Просмотров: 4596


Скифо-сарматская культура и ее значение  в истории россии; соседи скифов        и сарматов

 

СКИФО-САРМАТСКИЕ курганы.

Скифо-сарматские древности открываются в погребальных курганах. Во многих местах нашего степного пространства на гладких равнинах возвышаются насыпи значительной величины и правильной формы. Некоторые из них имеют вид земляных пирамид до 10 сажень высоты и до 150 сажень в окружности, обложенных у основания камнями. Их зовут обыкновенно толстыми могилами. Наряду с ними иногда поднимаются продолговатые насыпи меньшей величины, называемые долгими могилами. Эти насыпи издавна привлекали к себе внимание обитателей степей, которые догадывались, что эти насыпи — могилы знатных людей и царей прежних народов и могут содержать разные сокровища. Вследствие этого степные курганы издавна раскапывались людьми, искавшими кладов и сокровищ, и небезуспешно. Обратили на них внимание и ученые люди, археологи. Припомнив, что рассказывает Геродот о погребении царей и знатных людей у скифов, археологи пришли к заключению, что эти курганы представляют из себя скифские могилы. Содержание Геродотова рассказа об этом погребении должно было и ученых заохотитьк раскопкам, ибо обещало богатую научную добычу. Геродот рассказывает, что всех царей скифы погребали с особыми почестями и особым образом. Тело умершего, вскрыв живот и вычистив, наполняли благовонными семенами и травами, обмазывали воском, укладывали на колесницу и везли по степи к ближайшему подвластному народу, оттуда к следующему и т. д., пока не объезжали всех подвластных племен. «Кто привезенное тело примет, делает то, что и царские скифы: урезывают себе ухо, остригают волосы, порезывают кругом мышцы, царапают лоб и ноздри и прокалывают левую руку стрелами». Каждое племя, встретив останки царя, потом сопровождало их до места погребения. Народу таким образом накоплялось в шествии великое множество. Места погребения находились в стране, называемой Герра, как назывался и народ, там живший, в том месте, до которого можно было плыть по Борисфену (значит, около порогов). Здесь вырывали большую четырехугольную яму, а в ней устраивали отдельные пещеры, как бы особые комнаты, из которых в одной погребали царя на кровати, водрузив по сторонам копья и устроив на них крышу из брусьев и ивовых прутьев. В остальных пещерах, сначала удушив, погребали одну из царских жен, виночерпия, повара, конюшего, письмоводца, вестоносца и царских коней, вместе с золотыми чашами и со всякими драгоценностями из одежды и домашнего обихода, большей частью тоже золотыми. Совершив похороны, все наперерыв друг перед другом засыпали могилу землей, стараясь сделать насыпь как можно выше... Через год справлялись поминки, при чем погибало еще 50 человек, самых лучших служителей умершего царя, и 50 наилучших коней. Их убивали и мертвых всадников на мертвых лошадях ставили на столбах и кольях вокруг кургана. Таким образом, на основании Геродотова рассказа, можно было надеяться найти в курганах-могилах предметы скифского быта, домашней обстановки. Эти ожидание вполне подтвердились. Курганы дали обильные коллекции предметов быта разного времени и притом не одних только скифов, но, по-видимому, и соплеменников их — сарматов. Различить то, что принадлежит скифам и что сарматам, ввиду их родства и однородности культурных влияний, под которыми они находились, не представляется возможным. Полученные археологические данные приходится поэтому признавать как данные одной скифо-сарматской культуры.

Кульобская могила.

Раньше других царских могил, в 1831 году, была раскопана и обследована могила Кульобская в 6 верстах от г. Керчи. Гробница ее имела квадратную форму с крышей и состояла из каменных плит. В ней стоял кипарисовый саркофаг царя, а рядом такой же другой саркофаг, очевидно, царской супруги (он, впрочем, истлел, и от него сохранились только ручки и ножки). Саркофаг царя разделялся на две части: в одной было положено тело царя, а в другой его оружие; между прочим здесь найден был меч с рукояткой, обложенной золотом, с надписью. Царь был погребен с различными драгоценностями. На стенах гробницы висели дорогие платья, которые, конечно, истлели; от них остались только металлические украшения в виде золотых и электроновых (из смеси золота и серебра) бляшек. На голове царя уцелела войлочная шапка в виде башлыка, унизанная различного рода драгоценностями. Среди других предметов здесь найдены были четыре амфоры греческого типа и знаменитая Кульобская ваза, хранящаяся ныне в Императорском Эрмитаже в Петрограде. В углу гробницы найден скелет коня, а рядом головой к нему лежал скелет, вероятно, раба-конюха. Посредине гробницы на земле найден скелет царицы. Царица    имела на голове электроновую диадему, на шее золотое  сканное монисто с привесками и золотую гривну, на руках золотые браслеты с изображением охоты грифов на оленей.

 

Чертомлыцкая могила.

Вторая замечательная «скифская» могила —Чертомлыцкая (верстах в 20 от города      Никополя Екатеринославской губернии) была раскопана И. Е. Забелиным в 1862 году. Могила представляет обширный курган высотою до 26 саженей по откосу и в окружности до 165 саженей, обложенный при подошве сажен на 7 камнем. Когда этот курган раскопан был на 1,5-2,5 аршина сверху, стали попадаться черепки разбитых амфор и разные вещицы, составлявшие конский убор: железные удила, бронзовые баранчики, пуговицы» запоны разные в виде птичьей головы, бронзовые, золотые и серебряные бляхи разной величины и формы, колокольчики, соединенные с бляхами железной цепочкой, бронзовые стрелки и т. д. Под ними найдены были бронзовый прорезной шар с трубкой для надевания на древко, бронзовые изображения львов, драконов и птиц; также с трубками для надевания на древко. Когда в  насыпи прорыт был известный участок до глиняного материка, обнаружилась четырехугольная продолговатая яма, засыпанная черноземом, и в стороне от нее еще пять ям, две небольшие овальной формы, а три побольше — квадратные. В одной могиле овальной формы был найден остов человека, лежавшего лицом к главной гробнице. На шее у него был серебряный, покрытый листовым золотом обруч, около правого уха золотая серьга греческой работы, на среднем пальце правой руки — золотое, свитое спиралью из проволоки, кольцо; рядом со скелетом справа лежали железное копье и такая же стрела или дротик, причем древки их уже совершенно истлели; у тазовой кости — кучка бронзовых стрелок с ясными следами истлевшего кожаного колчана. В другой овальной могиле лежал в том же положении другой скелет, у которого на шее был золотой витой массивный обруч (около 0,5 фунта весом), у головы справа — кучка бронзовых стрел с остатками древец, которые были расписаны киноварью поясками; подле кисти левой руки найдено еще несколько таких же стрелок. В квадратных могилах было найдено 11 конских скелетов, из них 5 с серебряными уздечными нарядами, а 6 с золотыми уздечными и седельными. Уздечные наряды состояли из массивного наносника, изображавшего бюст какого-то животного, из 2 больших блях с изображением птиц, из 2 небольших массивных пуговиц, из 6 больших пуговиц или блях с ушками. Седельный наряд каждого коня заключал: 4 пластины, украшавшие седло, 4 большие пуговицы или бляхи с ушками, железную пряжку и серебряное кольцо, вероятно, от подпруги. На двух конях, кроме того, находились шейные бронзовые уборы из больших и малых блях в виде полумесяца с привешенными колокольчиками. Главная могила оказалась расхищенной; на дне ее, после того как вынут был чернозем, оказались отпечатки красок голубой и карминной, по-видимому от стенок гроба, остатки истлевшего дерева и тростника, железные скобы и гвозди. Это расхищение произведено было через особую подземную лазейку, выкопанную сбоку кургана. Но похититель не все успел вынести — лазейка обвалилась и засыпала его землей, а часть набранных им в могиле вещей оказалась в подземном коридоре и пещерках, выкопанных в виде ниш из этого коридора. Тут найдены: две большие медные вазы, одна с шестью ручками в виде козлов, бронзовый светильник о шести рожках, 5 колчанов бронзовых стрел, 7 ножей, меч с рукояткой, обложенной золотом, бронзовое ведерцо, куча золотых блях (около 700 штук) со множеством золотых пуговок, служивших украшением какой-либо одежды или покрывала, остатки коего лежали под этими вещами. На четырехугольных бляшках изображена в профиль сидящая женская фигура с зеркалом в левой руке, а перед ней стоящая фигура скифа, пьющая из рога; на других бляшках изображены женские головы, розетки, медузина голова; больше всего бляшек треугольных горошчатых. Тут же были найдены два золотых перстня, один с резным изображением собаки, другой с изображением быка, золотое массивное кольцо, золотой наконечник от ножен меча, золотая чеканная доска, служившая покрышкой для лука, другая с ножен меча — обе с изображением сцен из греческой мифологии, 5 мечей с рукоятками, покрытыми чеканным золотом, причем на четырех изображены грифоны и олени, а на пятом превосходно вычеканено изображение охоты и вверху две бычьи головы без рогов, много пластинок от железных и бронзовых наборных поясов и т. д.

Но хищники, к счастью, не попали в побочные четыре гробницы, которые выкопаны были по углам главной гробницы на два аршина ниже ее уровня и сообщались с ней покатыми спусками. В этих могилах найдены мужские скелеты и женский, по-видимому царицы. Мужские скелеты имели бронзовые или золотые обручи на шее, с изображениями львов на концах, на руках золотые браслеты, на пальцах золотые кольца, у пояса, с левой стороны, ножи с костяным черенком и мечи с рукоятью, покрытой золотом с грубыми изображениями грифонов и оленей, на чреслах пояса, состоявшие из бронзовых пластинок, подле — колчаны с бронзовыми стрелками, копья и стрелы с железными наконечниками; у одного остова в головах лежала бронзовая чашка с серебряными ручками и серебряный кувшинчик, у других лежали глиняные амфоры. У женского остова на шее был найден золотой массивный гладкий обруч около 1 фунта весом с изображением по концам львов; около ушей две серьги, состоящие из колец с семью подвесками каждое; на лбу золотой чеканный травами венчик с бляшками в виде цветков и розеток; около головы и всего корпуса лежали рядом 57 четырехугольных бляшек с изображением прямо сидящей женщины и стоящего справа от нее мальчика — с зеркалом в руке (бляшки эти служили каймой какого-либо покрова); на кистях рук были широкие гладкие золотые браслеты и стеклянные бусы, на девяти пальцах гладкие золотые перстни, а на одном с изображением летящей степной птицы вроде драхвы и т. д. Кроме скелетов и украшений, с которыми были положены в могилы трупы, в одном из этих подземелий найдена была целая куча золотых украшений в виде пластинок с изображениями драконов, львов, оленей, трав, цветов, плодов; драконов, терзающих оленей; драконов, борющихся со сфинксами; в виде бляшек круглых, четырехугольных, треугольных с изображениями медузиной головы. Геркулеса со львом, льва, терзающего оленя, грифа, зайца, тельца и пр.; в виде пуговиц разной величины и формы, бус, украшенных сканью, запон в виде сфинксов и т. п. Всего найдено около 2500 предметов. По-видимому, все эти украшения нанизаны были на одежды, которые повешены были в этом подземелье и затем истлели (остались крючки, на которых они висели, и перетлевшие ткани). В другом подземелье найдена была знаменитая серебряная ваза вышиной в аршин и в диаметре до девяти вершков с изображениями сцен из скифской жизни; подле нее — большая плоская чаша на поддоне, украшенная желобками и травным узором, с двумя ручками, под коими изображены рельефно женские фигуры; на ней — большая серебряная ложка с рукоятью, украшенной в конце кабаньей головой. Наконец, в этих же подземельях найдено было несколько глиняных амфор греческой работы.

 

Быт скифов и сарматов.

            Подобные же вещи найдены были и в других могилах того же типа в Екатеринославской. Таврической, Киевской, Полтавской и Харьковской губерниях и в области Кубанской. Все эти предметы, найденные археологами, подтверждают и дополняют те известия о быте скифов и сарматов, которые мы имеем от древних писателей.

Мы видели, что Геродот восточных скифов называет не сеющими и не пашущими. Современник Геродота Гиппократ дает яркое изображение этого быта. «Называются они кочевниками, — пишет он, — потому, что у них нет домов, а живут они в кибитках, из которых наименьшие бывают четырехколесные, а другие шестиколесные; они кругом закрыты войлоками и устроены подобно домам, одни с двумя, другие с тремя отделениями. Они непроницаемы ни для воды, ни для снега, ни для ветров. В эти повозки запрягают по две и по три пары безрогих волов. В таких кибитках помещаются женщины, а мужчины ездят верхом на лошадях; за ними следуют их стада овец и коров, и табуны лошадей. На одном месте они остаются столько времени, пока хватает травы для стад, а когда ее не хватит, переходят в другую местность. Сами они едят мясо, пьют кобылье молоко и едят иппаку (сыр из кобыльего молока)». С этим описанием сходны и описания быта сарматов, даваемые Страбоном и другими греко-римскими писателями. Археология вполне подтверждает эти данные. Почти все изображения, найденные в могилах Скифии и Сарматии, рисуют нам быт степных кочевников: на Чертомлыцкой вазе изображены сцены приручения коней; на бляшках мы видим скифов, охотящихся в степях за зайцами; в другом месте 3 всадника преследуют оленей и т. д. Конь является лучшим товарищем и другом скифа, и скиф не расстается с ним и по смерти, кладя его с, собой в могилу, иногда в богатом золотом и серебряном уборе. Изображения скифов на вазах и бляшках и найденные в могилах вещи дают возможность восстановить одежду скифов: это одежда лихих наездников. Скифы носили рубахи, не доходившие до колен, с узкими рукавами и кожаные узкие или матерчатые широкие штаны. Поверх надевали или безрукавки, или короткие кафтаны с узкими рукавами и косыми полами, более длинными спереди, чем сзади; некоторые были опушены мехом. Существенной частью скифской одежды был кожаный пояс с прорезами и пряжкой, на котором они носили колчан со стрелами, лук и меч. Обувью у скифов служили кожаные полусапожки, перевязанные двумя ремнями. На голове скифы носили башлыки из кожи или верблюжьей шерсти, состоявшие из нескольких кусков, причем один из них закрывал затылок и спускался на спину. Цари носили повязки (диадемы) и дорогие шапки из материи, кожи и металла, опушенные мехом. Женщины носили длинные одежды с длинными узкими рукавами и головной убор вроде кокошника. Как мужская, так и женская одежда украшалась нашитыми на нее бляшками круглой, овальной, четырехугольной формы, количество которых, а равно и материал зависели от знатности лица. На одежде Кульобского царя были повешены 266 золотых бляшек весом до 2,5 фунтов в общей сложности, а на платье царицы золотых бляшек было на 3,5 фунтов (474 штуки). Кроме бляшек украшением одежды служили металлические и стеклянные бусы, трубочки с каемками, пуговки, привески и бубенчики. Скифы носили также украшение в ушах в виде серег (мужчины в одном правом ухе), шейные обручи, кольца и браслеты на руках. Вооружение скифов, по данным археологических раскопок, состояло из копий, мечей, топоров, луков со стрелами, щитов и лат, железных или бронзовых.

Греческое влияние на быт скифов и сарматов.

Украшения, находимые в скифо-сарматских могилах, и различные предметы быта свидетельствуют о значительном греческом влиянии на быт наших степных варваров. Греки, очевидно, работали на варваров, сбывали им продукты своего производства. Среди глиняных сосудов в могилах попадается очень много расписных ваз с греческим клеймом; попадаются бронзовые, иногда позолоченные зеркала, костяные пластинки с изображениями сцен из эллинской жизни и мифологии (бег колесницы, суд Париса). Особенно замечательна золотая пластинка из Чертомлыцкого кургана с рельефными изображениями национальной греческой жизни. Эта пластинка изображает как бы два этажа. В нижнем этаже на левой стороне группа женщин сидит внутри дома и прислушивается к тому, что происходит в соседнем помещении, которое представляет уже открытый дворик. Здесь группа из трех беседующих мужчин. Средняя из женщин изображена с сильным волнением на лице, между тем как изображение крайнего мужчины полно равнодушия и спокойствия. Впереди мужчин изображена женщина с ребенком, лицо ее печально. В верхнем этаже пластинки на правой стороне три фигуры, из которых одна изображает юношу в греческом одеянии, который с кинжалом в руке бросается на женщину, от него убегающую, а две другие фигуры удерживают юношу от покушения. На левой стороне изображен мужчина, который обучает натягивать лук маленького мальчика.

Греки делали для варваров вещи и с изображениями их собственной варварской жизни или же сцен столкновения варваров и греков. Сцены из варварского быта изображены на Чертомлыцкой и Кульобской вазах. Чертомлыцкая серебряная ваза имеет форму амфоры и была предназначена, вероятно, для вина: внутри ее шейки приделано мелкое ситечко, а в нижней части три носика; один в виде окрыленной лошадиной головки, а два в виде львиных головок. Подножие, шейка, ручки и все украшения густо вызолочены. Корпус вазы покрыт условными, стилизованными изображениями травянистой растительности вперемежку с совершенно реальными изображениями диких голубей и журавлей. Фриз занят сценами степной жизни. На первом плане изображены две спокойно пасущиеся лошади. Направо молодой скиф, припав на одно колено, арканом старается удержать бегущую от него лошадь; налево то же самое делает пожилой скиф, откинувшись назад и присев на корточки. В верхней части фриза два скифа спереди и один сзади обуздывают коня; рядом справа спокойно стоящий скиф вынимает что-то из мешка; за ним скиф стреноживает усталого коня; на левой стороне скиф, держа за узду коня одной рукой, другой поднимает ему ногу для осмотра. Над этими сценами изображены два грифона, терзающие оленя. Все фигуры — из литого серебра, прикреплены к полю фриза (в настоящее время не сохранились нити, изображавшие арканы и уздечки); изображение сделаны художественно, вычерчены отчетливо все детали. На Кульобской вазе (11-1 века до Р. X.) изображены сцены из военной жизни. Царь в золотой диадеме с усталым лицом, опершись на копье, сидит на возвышении и выслушивает вестника, стоящего пред ним на коленях, опершись на щит; рядом сидящий скиф натягивает на лук соскочившую тетиву; затем изображен скиф, который запустил другому в рот пальцы и исследует челюсть, причиняя больному большие страдания; далее один скиф перевязывает другому узкой тесьмой раненую ногу. Сцены из борьбы скифов и греков изображены на золотой пластинке ножен меча из Чертомлыцкого кургана. Предводитель греков зовет вперед своих отставших воинов; в это время предводитель скифов пытается нанести греку удар мечом. Следующая сцена — скиф хочет проткнуть копьем раненого молодого грека, которого пытается унести другой грек. В следующей группе грек мечом поражает уже раненого скифа, который отбивается от него топором; на помощь скифу несется всадник с копьем, но лошадь его споткнулась. За этой группой изображена сцена перевязки ноги у раненого грека, на лице которого изображено большое страдание. В конце изображена убегающая лошадь, сбросившая с себя воина, который лежит ничком на земле. Украшая вещи реальными сценами из скифского быта, греческие художники наряду с этим угождали вкусу варваров и условными орнаментами, вроде, например, вышеупомянутых грифонов, растений и т. п. Этот орнамент, имеющий много общего с искусством средней Азии, по-видимому, приходил к скифам с востока от их единоплеменников, с которыми они имели сношения. Восточный вкус сказался также и в пестрой орнаментации золотых и бронзовых изделий драгоценными камнями и цветными стеклами.

Есть данные думать, что не все вещи, находимые в скифо-сарматских могилах, были привозного происхождения. На одной металлической пластинке с изображением льва и пяти других животных стоит греческая надпись Ποράχο. По-видимому, это— имя мастера, который делал пластинку, и хотя оно изображено греческими буквами, но несомненно варварское (аналогично Фарнак). На одном сосуде прямо подписано по-гречески: ξηβανοχονταρούλας έπίει, т. е. Ксебанокутарулас сработал. Имя это также варварское, а не греческое. Очевидно, скифы и сарматы, проживая в греческих колониях, научались там мастерствам разного рода. Возможно, что у них были и свои собственные технические знания, развившиеся в общении с восточными соплеменниками. К туземным скифским произведениям относятся, по-видимому, бронзовые и медные сосуды на довольно высоких ножках, иногда украшенные сверху рельефными фигурами барана, овцы, а иногда просто орнаментом. Это, быть может, были те самые котлы, в которых, по сообщению Геродота, скифы варили мясо жертвенных животных.

 

Обратное влияние скифов и сарматов на быт греческих колоний.

Скифы и сарматы не только воспринимали культурное влияние греков, но и в свою очередь оказывали известное влияние на уклад греческой жизни на берегах Понта Эвксинского. Культурный синкретизм можно заметить не только в жизни скифов и сарматов, но и в жизни самих греков. Этот синкретизм происходил от племенного сближения греков и варваров. Уже Геродот отмечал это племенное сближение, указывая на эллинов-скифов, обитавших вблизи Ольвии, на дворец скифского царя в Ольвии. Но явственнее всего этот факт проявлялся в так называемом Боспорском царстве.

Ядром этого царства была греческая колония Пантикапея. К ней еще в V веке присоединился город Нимфея, входивший в состав Делосского союза, а в IV веке Феодосия, вследствие чего архонты Пантикапеи превратились в архонтов Боспора и Феодосии. Эти архонты покорили целый ряд варварских племен, живших по соседству, и сделались таким путем архонтами и царями. Вследствие объединения под одной властью греков (к комплексу Пантикапея, Нимфея и Феодосия присоединились еще Фанагория и Горгиппия, ныне Анапа) и варваров изменился совершенно внутренний жизненный строй в Боспоре Киммерийском. Вместо обычной греческой городской республики здесь установилась с течением времени монархия восточного типа. Вещественные памятники Боспорского царства обнаруживают сильную варварскую стихию в его жизни. В керченских катакомбах римской эпохи мы видим изображение не греков-горожан, а степных помещиков-коневодов и землевладельцев, отстаивающих свое достояние своими войсками, дружинами и отрядами. Эти люди не чистые греки. Анализ имен, сохранившихся на некоторых надгробных плитах, свидетельствует об их иранском, т. е. скифо-сарматском происхождении. Уборы богатых покойников, находимые в катакомбах; все эти шапки, диадемы, обилие золотых украшений — говорят также о варварстве обитателей Пантикапеи. Греков и варваров сблизило не столько подчинение одной власти, сколько общая экономическая деятельность. Боспорское царство было крупным производителем и экспортером хлеба и рыбы. Ежегодно вывозилось отсюда в Афины около 400 тысяч медимнов хлеба. Хлеб этот производился окрестными варварами — таврами, скифами и сарматами, покупался и перепродавался греками. Это экономическое общение тесно сближало греков и варваров и приводило к их племенному слиянию. Племенной и культурный синкретизм открывается и в других греческих колониях нашего юга. В этом отношении особенно поучительным является рассказ Диона Хризостома, посетившего Ольвию в 100 году по Р. X. По его словам, жители Ольвии уже нечисто говорили по-гречески, живя среди варваров, хотя и не утратили племенного чувства и знали почти всю Илиаду наизусть, боготворя ее героев, больше всего Ахилла. Одевались они уже по-скифски, нося шаровары и плащи черного цвета. Непрерывно вели они борьбу с варварами, которые затопляли и разоряли их города, но вместе с тем приезжали к ним торговать и т. д. Таким образом, на юге нашей страны совершался тот же самый процесс эллинизации варваров и варваризации эллинов, который происходил и в странах передней Азии и Египта, особенно со времен походов Александра Великого и широкого рассеяния греков в пределах бывшего Персидского царства. На юге нашей страны вырабатывалась особая разновидность так называемой эллинистической культуры.

Эта культура, несмотря на то что была сметена приливом в наши степи новых варваров тюркского племени, не осталась без значения и влияния и для жизни русского народа. Ее семена от обитателей наших степей заносились далеко на север, в лесные области, к тем племенам, которые поглотила впоследствии русская народность. Таким путем эллино-скифо-сарматский мир принимал известное участие в культурной доисторической подготовке нашей народности.

 

Северные соседи скифов и сарматов.

Какие же племена жили к северу от скифов и сарматов? Геродот называет невров, живших на севере от верховьев Днепра, андрофагов, живущих по среднему Днепру, меланхленов (черноризцев) — на восток от андрофагов, будинов, живущих на север от савроматов. Но что это были за племена, и в каком отношении стоят они к позднейшему населению наших лесных пространств, на этот вопрос мы не можем отвечать по состоянию исторических сведений. Первые определенные свидетельства о населении наших лесных пространств имеются от римских и греческих писателей I и II веков по Р. X. По словам Плиния Старшего († 79 году по Р. X.), возле Вислы, которая была границей Сарматии, жили венеды. Тацит (1 100 году по Р. X.) говорит, что венеды были рассеяны на огромном пространстве к востоку от Вислы, между певкинами, обитавшими у устья Дуная, и финнами. Александрийский географ и астроном Птолемей († 175 году по Р. X.) помещает венедов среди великих народов Сарматии, т. е. восточной Европы, вокруг Венедского залива (т. е. Балтийского моря). Под именем венедов выступают впоследствии западные, преимущественно прибалтийские, славяне. Но несомненно, что это имя некогда было общим для всех славян: у эстонской чуди земля славянская и теперь называется vano, a славянин väne. Имя «анты», которым обозначаются черноморские славяне у писателей VI века по Р. X., по-видимому, есть не что иное, как вариация того же самого имени «венедов». Кроме венедов, Птолемей обозначает обитателями Балтийского побережья — судинов и галиндов, в которых исследователи видят литовцев (впоследствии такие имена носят ветви пруссов).

Итак, три группы племен, кроме уже перечисленных нами греков, скифов и сарматов, выдвигаются древнейшими историческими свидетельствами в восточной Европе — славяне, литовцы и финны. Как же далеко распространялись в скифо-сарматскую эпоху эти племена в восточной Европе?

 

Славянская прародина.

Ученые, определяя по данным географической номенклатуры и могильным раскопкам, по данным сравнительного языковедения исконное местожительство славян в Европе, склонны в настоящее время думать, что эта «славянская прародина» захватывала бассейн Вислы, Карпатскую горную страну, бассейн Припяти, среднего Днепра с низовьями Березины и Десны включительно и верховья Днестра и Южного Буга. На севере славянские поселения смыкались и мешались с поселениями Литвы, на востоке с поселениями литвы и финнов, а на юге оканчивались приблизительно на границе леса и степи. В самое последнее время некоторыми филологами (академиком Шахматовым) выдвинуто мнение, что славяне передвинулись в очерченную территорию с бассейна нижнего Немана и Западной Двины, поменявшись местами с жившими южнее их финнами и литовцами. Но это мнение, опирающееся главным образом на филологические соображения, пока еще остается в стадии гипотезы, нуждающейся в дальнейших разъяснениях.

 

Местожительство литвы.

Что касается литовской народности, то в XI-XIII веках областью ее распространения является бассейн Немана. Но есть основания думать, что первоначальная территория Литвы была шире, захватывала левые притоки Припяти, течение Березины, бассейн Западной Двины, верхнего Днепра и отчасти верхнеокский бассейн. Исследователями обращено было внимание на тот факт, что реки, протекающие на территории наших дреговичей, кривичей и частью вятичей, имеют большей частью неславянские названия, данные им, очевидно, прежними насельниками. Анализируя эти названия, исследователи открывают во многих из них литовские корни; между прочим, имя Упы прямо выводится из литовского нарицательного имени ире, что значит река. Но так как на этой же территории находятся реки с финскими кличками на ва, га, за, ма, ра, са, ша, (например, Зельва, Русса — системы Немана, Дрисса и Обша — системы Западной Двины, Вязьма — системы Днепра), отсюда вытекает предположение, что литовцы жили в этих местностях вперемежку с финнами. В пользу этого предположения говорит и тот факт, что в языке финнов не только западной группы (эстонцев и финнов), но и восточной (мордвы) существует немало слов, заимствованных из литовского языка. Значит было время, когда и восточные финны были в общении с Литвой. Часть литовцев, быть может, продвинулась и дальше на восток. В бассейне Цны, близ Тамбова, найден могильник с такими же вещами, которые находятся в могильниках области латышей.

 

Область распространения финнов. Иранское влияние.

Эта область была также гораздо шире в скифо-сарматскую эпоху чем впоследствии. Если финны были известны римлянам и грекам, надо думать, что они не были тогда заброшены в северных областях, но жили гораздо южнее, соприкасаясь с населением степей. Финское имя Волги — «Ра» у Птолемея — говорит в пользу этого предположения. К тому же самому ведет и современная гидрографическая номенклатура восточной Европы.

В лесной области Европейской России мы находим множество рек с окончаниями на ва, га, за, ма, ра, са, ша. Имена всех этих рек звучать не по-славянски и не могли быть даны славянами. Славяне, очевидно, получили их уже в готовности от народов, которые здесь жили до и во время расселения славян. Какие же это могли быть народы? Уже географы сделали наблюдение, что реки с названиями на вышеприведенные окончания распространены преимущественно в областях, занятых финнами. Филологи (Шегрен, Веске и др.) указали, что такие названия могли быть даны финнами. Но реки с подобными названиями мы встречаем и в тех областях, где застаем славянские племена радимичей, северян и вятичей. Таковы: Вехра (приток Сожа), Нерусса с Севой (притоки Сейма) — системы Днепра; Крома, Зуша, Угра, Жиздра — системы Оки и т. д. Самая Ока значит по-фински река (Йоки). Все это указывает, что финны до расселения славян жили гораздо южнее, чем позже, в начальные времена нашей истории. При этом, несомненно, они соприкасались непосредственно с иранскими народностями, жившими во время оно на юге нашей страны. Этим и объясняется тот факт, что в финских языках встречаются корни и даже целые слова иранского происхождения. По этим заимствованным словам исследователи заключают о сильном иранском влиянии на быт и культуру финнов. При посредстве иранцев финны ознакомились с металлами — прежде всего медью, а затем золотом (зарни), серебром (вотяцкое — взвесь, зырянское — езис; венгерское — ezüst, осетинское — äзвист) и др. Иранцы ознакомили финнов с начатками земледелия и домашними животными — коровами и овцами. Заимствованный термин для обозначения владыки — князя, хозяина (öksej) дает основание думать, что, по крайней мере, часть финнов пережила период некоторой зависимости от иранцев. Если так, то  возможно, что и в том конгломерате народностей, который Геродот обозначал одним именем «скифы», были также и финские племена.

Итак, рассмотренные нами исторические свидетельства и лингвистические аргументы приводят к утверждению, что до конца IV века по Р. X. славян не было в южных степных областях нынешней Европейской России, что они держались в западной части лесной области, занимая бассейны Вислы, верхнего Днестра и правых притоков Припяти, нижней Березины и Десны, на пограничье, вероятно, мешаясь с соседями: на севере и востоке с литвой и финнами, на юге — с сарматами и частью с германцами (готами), стремясь, вероятно, расширить на их счет свою оседлость. Великие народные передвижения, происходившие в конце IV, в V и VI веках, дали простор этому стремлению, и территория славянской оседлости в восточной Европе за это время и непосредственно затем, в VII-IX веках увеличилась до громадных размеров.

* * *

О скифо-сарматской культуре, кроме упомянутых уже трудов Забелина, Грушевского и Багалея, сведения можно почерпнуть в трудах:

Н. Кондаков, И. Толстой. Русские древности в памятниках искусства. Вып. 2-3. СПб., 1889.

Древности Геродотовой Скифии. Изд. Имп. Археол. Комиссии. Вып.1-2.

По вопросу о первоначальном жительстве славян, литовцев и финнов, кроме трудов Грушевского и Багалея, см.:

Lubor Niederle. Slovanské starozitnosti. 1-2. Praha, 1902-1904.

Надеждин. Опыт исторической географии русского мира // Библиотека для чтения. 1837. № 7.

Веске. Славяно-финские отношения по данным языка // Известия Общества Археологии, Истории и Этнографии при Имп. Казанском Университете. Т. 8.

Р. Штакельберг. Ирано-финские лексикальные отношения // Труды Восточной Комиссии Имп. Моск. Археол. Общества. Т. 1.

А. А. Кочубинский. Территория доисторической Литвы // ЖМНП. 1897. № 1.


Оцените книгу: 1 2 3 4 5